Для многих студентов моя часть курса общей иммунологии оборачивается неприятным столкновением с суровой реальностью. Первую лекцию я начинаю с того, что задаю студентам вопрос: сколько членов их семей (включая и их самих) или знакомых страдают теми или иными неинфекционными заболеваниями (акцент делается на аллергические и аутоиммунные болезни и состояния). Руки поднимают почти все присутствующие. Такой же опрос я также провожу, читая гостевую лекцию в рамках одного из наиболее полных корнеллских курсов общей биологии. Реакция аудитории точно такая же. И точно так же реагируют на этот опрос мои студенты-ветеринары. Оглядываясь вокруг себя и видя лес поднятых рук, молодые люди начинают по-настоящему понимать, что НИЗ в той или иной степени затрагивают практически каждого корнеллского студента. Они настолько прочно вошли в нашу жизнь, что мы не вспоминаем об их существовании и все большем распространении до тех пор, пока не возникает необходимость специально интересоваться, кто именно страдает хроническими болезнями и как они отражаются на жизни этих людей и жизни их близких.
Причина того, почему мы обращаем так мало внимания на эпидемию этих болезней, отчасти состоит в извечной склонности медицины разделять все на части и давать им новые названия, а это порождает ситуацию, когда за деревьями не видно леса. Едва ли не каждый день описываются новые болезни и состояния, которым присваиваются официальные обозначения. Взять хотя бы разбухающую номенклатуру аутоиммунных заболеваний и состояний начиная с 1970-х гг. и до сего дня. Как часто шутил профессор Университета Джонса Хопкинса, знаменитый исследователь аутоиммунных болезней Ноэл Роуз, свою юность он провел в обществе двузначных цифровых кодов хорошо известных всем аутоиммунных состояний. Сегодня их число сильно перевалило за сотню и продолжает быстро расти. Соответственно разрабатываются все новые лекарства для лечения этих новых аутоиммунных состояний, гораздо чаще поражающих женщин, чем мужчин.
Аналогичная ситуация складывается и с психическими и поведенческими расстройствами. Лучший способ отследить рост числа этих нарушений — заглянуть в разные издания американского Руководства по диагностике и статистике психических заболеваний (DSM). Каждая обновленная версия этого классификатора пополняется новыми позициями.
Объясняется этот рост целым рядом причин. Одна из них заключается в том, что мы постоянно находим все новые способы более тонкого разграничения дисфункций человеческого организма. Во-первых, современные знания физиологических систем и органов наряду с совершенными методами визуализации и анализа их функций позволяют выявлять более тонкие различия в их деятельности. В результате заболевание, которое вначале казалось одной нозологической единицей, расчленяется на две новые отдельные болезни. Во-вторых, для лечения каждой новой болезни, официально получившей особое название, могут создаваться новые лекарства. Поэтому идентификация новых заболеваний и патологических состояний играет на руку фармацевтическим фирмам и компаниям. Потенциально новый препарат, оказавшийся малоэффективным для лечения широкой категории заболеваний, может быть полезен для лечения отдельных их форм. Если этот факт вызывает у вас сомнения, взгляните на неуклонно растущие дополнения к перечням психических и поведенческих расстройств детского возраста, о которых лет десять-двадцать тому назад никто и не слышал, и спискам рекомендованных для их лечения препаратов. А ведь лекарства назначаются на основе государственных правовых норм, разрешающих их использование в соответствии с диагнозом заболеваний и состоянием пациентов. Чем больше болезней, тем шире возможности для использования существующих или новых препаратов. Отчасти по этой причине с каждым годом и увеличиваются списки болезней и патологических состояний и их буквенных сокращений.
