Ю.: Что бы со мной ни случалось, происходило не благодаря, а вопреки этому. Это просто чудо. Я и вправду не знаю. Я не смиренный человек или что-то вроде этого. Если вспомнить то, что было тогда, я действительно не смогу сказать, что это было. Всё, что я знаю, — это то, что я свободен от моего прошлого, и слава Богу.
В.: Вы отказываетесь использовать свою силу, которая сейчас у вас есть, или вы отрицаете саму идею, сам принцип власти над другими?..
Ю.: Это понимание. Это знание, которое снизошло на меня. Я не могу передать его, а тем более рекомендовать другим.
В.: Естественно. Но если человек хочет действовать вне этих продажных игр во власть, разве он не должен быть по-настоящему смиренным?..
Ю.: Нет. Смирение — это искусство, которым люди специально занимаются. Смирения не существует. Вы и сами знаете, что никакого смирения нет. Знание и смирение не могут существовать одновременно.
Когда я говорю это, я не даю вам нового определения смирения. Я считаю, что никакого смирения вовсе нет. Я просто не конфликтую с обществом, так что мне и в голову не приходит выдумывать противоположность жестокости в этом мире — смирение. Общество не может быть иным, нежели оно есть. Так что, поскольку у меня нет потребности что-то менять в себе, нет и соответствующей потребности менять что-то в обществе. Я не реформатор и не революционер. На самом деле никакой революции нет. Всё это фальшивка. Это просто очередной товар для продажи на рынке и для надувательства доверчивых людей.
В.: Иными словами, нет разницы между миром Махатмы Ганди и миром Хо Ши Мина и между ценностями, которые нёс Христос, и ценностями, за которые боролся Ленин?
Ю.: Да. Никакой разницы.
В.: Дж. Кришнамурти во время разговора сказал мне, что его картина мира может существовать только благодаря тому, что он смотрит на жизнь с отстранённой позиции. И он не первый, кто так говорит. Многие великие люди в религии и искусстве говорили то же самое. Вы согласны с тем, что отстранённый человек видит яснее?
Ю.: Это сказал Кришнамурти или его последователи?
В.: Он утверждает, что у него нет последователей.
Ю.: Прежде всего, у меня нет картины мира, философской системы, которая могла бы вам помочь.
В.: Но, наверное, вы разработали философскую систему, которая вам помогает.
Ю.: Мне ничто не помогает. Я не могу никому передать эту уверенность, которой я обладаю. И всё равно эта уверенность не имеет абсолютно никакой ценности.
В.: Как вы пришли к этой уверенности?
