Ни того, ни другого рядом со мной не было. И книжку забрал себе Валерка Миут, который был разносторонне развитым спортсменом и по крайней мере, мог прочитать ее.
Второй факт – вскоре после книжки мама выписала мне боксерские перчатки. Но одни перчатки ничего не давали – нужно две пары, тогда можно пытаться как-то изучать бокс.
В итоге и перчатки оказались ненужными.
Такие неожиданные и какие-то неуклюжие порывы любви только укрепили меня во мнении – не нужно таким людям, как мои родители, которые т а к любят друг друга, иметь детей. Им просто ни до кого нет дела. Они слишком заняты друг другом.
Нет, отдыхать каждое лето на Юг мы ездили. У нас были родственники в городе Феодосии в Крыму, прямо на берегу моря, и мы были, в принципе, желанными гостями. Но…
Но эти поездки в первую очередь были нужны им, а не мне.
Весь год они копили деньги, и когда ехали летом на юг, на обратном пути останавливались в Москве, где у отца был родной брат. Там они покупали все для себя – зимние и осенние пальто, различную обувь.
Тогда в московских магазинах можно было купить все.
А что касается меня… И в 10, и в 11 классе я ходил с протертыми на ягодицах брюками, которые сам же тщательно и штопал.
А на мои просьбы мне говорили, что вот в Москве купим, позже – летом!
Но купленный в Москве костюм я протирал через полгода, и уже весной вновь ходил с подштопанной попой.
Вообще-то тогда никто не шиковал. И на мои штаны мои одноклассники внимания не обращали, но…
Но почему первые в школе войлочные ботинки появились именно у Вовки Чернявского? А одна из первых «москвичек» (зимнее полупальто с двумя парами наружных карманов – горизонтального разреза с клапанами внизу, и нагрудными косыми, чтобы ходить, держа в карманах на груди руки) появилась у Миуты? А мне купили «москвичку» одному из последних в классе?
Такие вот детальки заставляли меня обижаться на родителей…
Нет, физически меня не наказывали, что называется – не били. Помню, классе в восьмом моя мама однажды вдруг решила меня выпороть ремнем. Я не помню, за что именно, но обращающая внимание лишь изредка на сына, она как-то не заметила, что у меня пробиваются усики, и ростом я с нее саму…
Я не сопротивлялся, упал на живот на диван и закрыв лицо руками, хохотал. А она стегала меня, приговаривая:
– Вот тебе, вот тебе, вот тебе!!!
Но в какой-то момент вдруг заметила, что я не плачу, а хохочу. И, бросив ремень, села на диван рядом и заплакала сама. И больше меня уже никогда не «лупили».
