— Инна, ну куда ты со скалкой…
— Это он на тебя может сто раз кидаться, я его с одного удара вырублю.
Костя и раньше дурил, всегда ревновал Машку. Оно и понятно, девка она красивая, очень харизматичная и общительная, парни за ней толпами бегали. Но даже Инна подумать не могла, что он так озвереет. Урод. Сорвал, наверное, с нее цепочку. Заметно же, что горловина футболки надорвана и у основания шеи красная полоса.
— Не сомневаюсь, что вырубишь.
— Подожди, сейчас фонарик еще захвачу.
— И пистолет травматический. И нож охотничий у мужа позаимствуй.
— Нет, мокруха не по мне, еще застрелю кого-нибудь не того, мне со скалкой удобнее.
Они вышли во двор. За считанные минуты на город опустились сумерки, и Маша потеряла всякую надежду что-то найти в такой темноте.
— Машка, почему ты не сказал, что этот придурок снова объявился? Я бы хоть посматривала его машину.
— Вряд ли он машину перед домом оставлял. Да я и не думала…
Хотя что там не думала… Все она думала. Знала, что он заявится, поэтому даже не удивилась его приходу. И его пощечине не удивилась, Константин себя уже прекрасно показал.
В голове гулко звучали его слова. Резкие, грубые… И вместе с ними плыли воспоминания о времени, проведенном вместе. Много дней и ночей. Когда-то им вдвоем было очень хорошо, почему же они пришли не туда, куда планировали? Почему все закончилось вот так?
Разумеется, поиски оказались безуспешными, ничего они не нашли. Маша до слез расстроилась и вернулась в квартиру сестры совсем поникшая. Эту тонкую золотую цепочку с маленьким крестиком ей когда-то давно подарил папа. Всю жизнь она ее не снимала. Носила с удовольствием, а после смерти отца эта вещь стала особенно дорога как память, как семейная реликвия. Как оберег. Сейчас без нее чувствовала себя голой и беззащитной. Потерянной.
— Папочка, прости меня, — шептала она горько, когда чуть позже вытирала умытое лицо полотенцем. — Прости… Мне так тебя не хватает… Прости… — Понимала, что не виновата в том, что случилось, но от чувства вины за потерю отцовского подарка не могла избавиться.
Присела на край ванны. Глубоко вздохнув, снова вытерла мокрое от слез лицо. Голова налилась тяжестью, скоро эту тяжесть заменит дикая боль. Когда же это кончится…
— Маруся, выпей. — Инна зашла в ванную.
— Что это?
— Выпей, милая, выпей. Успокоительное.
— Не надо.
— Давай, лишним не будет.
Маша послушно проглотила приторный сироп, и сестры в подавленном молчании прошли на кухню.
