Ни древность Иерусалима, ни сказочное богатство его, ни распространенная по всей Земле известность, ни великая слава совершавшегося в нем богослужения, – не могли спасти город от падения. Исторический шанс благоразумия жители Иудеи потеряли навсегда. Спасением Жизни, как высшей ценности на Земле, на этот раз они легкомысленно пренебрегли.
* * *
9 июня 68 г. н. э. император Нерон внезапно покончил с собой при весьма странных обстоятельствах. Говорили об убийстве, но… не было улик. Были слухи о коварном заговоре Тита, но «победителей НЕ судят…» 1 июля 69 г. н. э. легионы провозгласили императором Веспасиана. Поручив командование римскими войсками в Иудее своему сыну Титу, император Веспасиан отправился в Рим. Последний акт трагедии приближался. Развернулась кровавая вакханалия подавления восстания иудеев.
* * *
Несчастная, изувеченная Иудея доживала последние дни, умирая в пламени пожаров. Люди гибли сотнями в огне войны. И в этой обреченности – на фоне страданий, исковерканных трупов и казнённых людей, – Береника бесстыдно бросилась в объятия молодого римского завоевателя Тита. Была ли в этом логика? Страсть? Расчет? Любовь? Кто сейчас ответит? Это случилось при первой их встрече, на пиру в честь очередной военной победы римлян. Тогда, на глазах у всех, крутые кудри принцессы касались русых кудрей Тита и руки сплетались в горячий узел, и губы тянулись к губам, жарким, как кипящая кровь…. Так запретная Любовь и Война были тайно обвенчаны на этой земле. Но перемирия это не принесло.
И когда задыхался в смертельной агонии Вечный Иерусалим, Береника и Тит стояли рядом, на открытой террасе Башни Ирода, и с высоты наблюдали, как исчезает в пламени сказочный город. Береника беззвучно рыдала… Босая, в черной одежде, стянутой тонким шнуром, поникнув стриженой головой в знак траура по поверженному городу. По её впалым, бледным щекам текли слёзы отчаяния и боли. Тонкие пальцы Береники сжимали пергаментный молитвенник пурпурного цвета и сердце билось в такт словам древней молитвы: «Шма Исраэль…». Но на этот раз Б-г её не услышал.
Тит стоял молча, он словно окаменел… У него не было ни радости победителя, ни жалости к поверженному врагу. Он еще не осознал всю глобальность случившегося. Он еще не боялся кары богов. В этот желанный миг торжества и триумфа он почему-то ощутил пугающую пустоту, усталость… И впервые за долгие дни тяжелого похода его не радовала близость этой обворожительной женщины, к ослепительным ногам которой еще вчера был готов бросить все свои доблестные завоевания и баснословные богатства. А ночь всё сгущалась, смешивая все краски и чувства… Ночь падения прекрасной цветущей Земли Иудеи, ночь грубой имперской победы и ночь откровенной человеческой беспомощности перед Судьбой.
