Сейчас, минуту тому назад, я понял, что какая-то чертовщина впуталась в наши взаимоотношения и как ни верти, а выходит, что наша вражда, должно быть, более давняя, чем мы с тобой предполагаем.
Взвесь все как деловой человек, и ты признаешь, что я прав.
До самого последнего времени, которое ведь не в счет, нам не в чем была упрекнуть друг друга.
Так в чем же дело?!
Я нахожу единственное объяснение в том, что, должно быть, когда-нибудь, за темной завесой прошлого, мы столкнулись с тобой основательно и теперь нам предлагают опять обломать друг другу рога.
Я кое-что слыхал об этих вещах.
Но ведь нам нет решительно никакого расчета заниматься этим делом.
Я предлагаю, в качестве первых шагов к возврату прежних добрых отношений, выкинуть всю эту накипь из головы, затем помочь друг другу привести себя в человеческий вид, убрать контору и выйти прогуляться на воздух. Кстати, сегодня отличная погода.
Миггс задумчиво посмотрел на Стэнли, затем несколько угрюмо улыбнулся и принял предложенную программу без оговорок.
А в извечной книге людских деяний графа личных счетов Джонатана Миггса и Джона Стэнли в тот же час оказалась перечеркнутой крестообразно.
Отозвание профессора Валори
Вы признаете, что все совершающееся имеет свои причины и что, кроме того, все, что ни происходит, имеет какую-нибудь цель? Да? Ну и отлично, и мы с вами мыслим одинаково, читатель. Но ведь дело-то в том, что поскольку на первый вопрос решительно все ответят утвердительно, то по отношению к другому обнаружится разногласие.
Одни займут скептическую позицию, другие отошлют вас к философам, третьи… но Бог с ними, с этими третьими, четвертыми.
Важно то, что мы с вами смотрим на вещи одними глазами.
А теперь к делу.
Все согласятся, что бывают, по-видимому, совершенно необъяснимые поступки, внутренний смысл которых не поддается поверхностному анализу и перед которыми бессильна повседневная логика.
В этих случаях говорят о безумии, сумасшествии, то есть определяют таким способом непонятную причину, отвечают, хотя и туманно, на вопрос — почему? но не составляют, однако, себе труда спросить — зачем, для чего?
Непонятно — поступок сумасшедшего, ну и дело с концом.
А выходит-то дело «без конца».
Как раз по этой схеме объяснило себе громадное большинство смерть Джиованни Валори, еще довольно молодого, но уже блестяще зарекомендовавшего себя профессора философии.
Богато одаренный от природы духовно и физически, независимый материально, аристократ по рождению, снискавший себе, кроме того, уже громкое имя в ученом мире, Джиованни Валори, должен был, казалось, с улыбкой на устах пройти свой жизненный путь.
