Я отмечаю, как красивы его руки, и продолжаю:
– Говорить со сцены стихами, да еще о любви, когда в зале сидят люди, так глубоко застрявшие в прозе… Герои Шекспира верят, что по переносицам спящих влюбленных разъезжают колесницы фей! Что глаза можно отправить на небо вместо звезд, чтобы они посветили…
– Посверкали, Саша, – поправляет Преображенский, но меня это не смущает.
– Только лицемерие заставляет нас говорить – «ах, шарман». Никакой это давно не шарман… Безнадега…
Я выпиваю еще и понимаю, что охмелел и охамел совершенно. И голос мой крепчает. Он становится сорокаградусным. Набираю воздух для большого, сложносочиненного предложения. По моему размашистому вдоху Сергей и господин Ганель понимают, что я собираюсь выдохнуть что-то очень важное, и смотрят заранее уважительно. И я говорю – медленно и печально:
– Зачем мы вообще делаем вид, что истории, так высоко написанные, про людей, настолько иначе живущих, могут нас тронуть?
Получилось. Браво.
– Саша! – в этом выдохе Сергея чувствуется, что он относится к нам – ко мне, закуске, водке и господину Ганелю – превосходно. – Джульетте нет еще четырнадцати лет! Подумай, почему бы в таком возрасте не говорить стихами? И вообще не умирать от любви каждый день? Чего ты хочешь от подростка?
…Черный провал. С трудом открываю глаза и вижу: моего исчезновения никто не заметил.
Сергей отвечает на мой вопрос, который я, естественно, не помню. Кажется, что-то об утрате поэзии и невозможности трагедии.
– Страстей у нас, конечно, меньше, чем в былые времена, – медленно говорит Сергей, глядя в потолок. – Но количество половых актов резко возросло, – он смеется и подмигивает почему-то господину Ганелю, который своим невыносимо пристойным взглядом гасит игривое настроение Сергея. Тогда вступаю я.
– Да ну? А мне кажется, возросло коли… коли… количество мечтаний о половых актах. Вот что возросло.
Господину Ганелю категорически не нравится курс нашей беседы, и он снова начинает говорить о Детском театре.
– Вы представляете, что происходит с нашими пожилыми Котами в сапогах, престарелыми Элли, спивающимися Тотошками…
Мы с Сергеем дуэтом требуем перемены темы. Сергей даже позволяет себе игривую, но все же грубость:
– Опять ты на своего конька влез! На своего кро-о-о-шечного конька!
Господин Ганель сначала решает обидеться, но очень быстро понимает, что на человека, столь пьяного и столь к нему расположенного, обижаться – глупо.
– А знаете, господа, у меня есть настоящий дар, – вдруг объявляет Ганель.
