Когда мы пришли в ресторан, я увидел, как загораются взгляды официантов (и даже посетителей!) при появлении Сергея. В его присутствии я совсем неприметен. Свита – в лучшем случае. Но я не буду, как раньше, призывать трон на его голову. Нам еще долго играть любовь.
– Водки! Финской водки! И лед! – крикнул Сергей так громко, что я даже немного испугался. Официант, улыбнувшись и восторженно пробормотав «как всегда», ринулся исполнять приказ.
Бутылка самой дорогой водки – на столе. Закуски не ждем. Начинаем.
Галерея наших поз и жестов до того, как подействовала водка: Сергей обнимает Ганеля, а тот съеживается – хоть и благоговеет перед ведущим актером, но фамильярности не терпит. Я опрокидываю рюмку и неожиданно злобно смотрю на своего врага – то ли бывшего, то ли нынешнего, то ли я вообще все это придумал еще в той, бесславной жизни.
Прошло полчаса и пол-литра. И вот мы друзья.
– Все. Я пьян, – объявил Сергей. – Великодушие пошло. Волнами. По телу.
Мы хихикнули; тогда мы еще не знали, что этой остротой наш новый друг приправляет все застолья. И автор, конечно, не он: Сергей присваивал себе все полюбившиеся ему словечки, обороты речи и мысли.
– Эх, Саша! – вздыхает Ганель, обращая вздох ко мне. – Если б ты знал, что такое Детский театр, ты бы не стал называть свою жизнь «помойкой, полной мрака».
– Я так называл?
– Ну да, пару рюмок назад, – смеется Сергей.
– Хотя любая помойка полна мрака, – говорит господин Ганель и уныло добавляет: – Уж ты мне поверь.
– В моем назначении на Джульетту есть что-то педерас-тическое, – уверяю я моих новых друзей – карлика и звезду.
– Брось, Саня! – говорит Сергей.
«Ах, я уже Саня», – отмечаю я с удовольствием, но и с обидой: Сергей может запросто начать со мной фамильярничать, и я должен почитать это за честь. А если бы я попробовал назвать его, например, Серый? Пока я разбирался, каково процентное соотношение удовольствия и обиды от обращения «Саня», господин Ганель продолжил делать из нас жалобную книгу.
– Друзья мои, – маленькая ручка господина Ганеля крепко держит рюмку, карие глаза смотрят еще теплее, чем сегодня днем в гримерке. – Как же вам повезло, что вы служите в этом театре! Выдающемся театре! Мой лучший друг, мой друг бесценный всю жизнь играл Незнайку. Он спивался от этой жизни в Солнечном городе, он ненавидел актера, игравшего Знайку, – и так сорок лет подряд… А умер он год назад, так и не попробовав никакой другой роли. За гробом шли только я и его подруга, которая всю жизнь была Красной Шапочкой. Она хотела положить в его могилу широкую шляпу Незнайки, но я не допустил: пусть хоть там он побудет самим собой.
