Во-первых, там было удивительно просторно. Потому что вещей совсем мало. И очень светло: потому что на окнах не было занавесок, а на дверях портьер. На вешалке тоже было совсем пусто, болталась только одна девчачья шапка.
— Мамка от папки все тряпье в шкафу запирает, — пояснил Пятачок, хотя я ничего не понял. Но я не очень интересовался, мне важно было поскорей узнать про силочек.
— Жилка нужна, — снова повторил Пятачок, — да у меня кончилась. Но ничего, устроим.
Он взял на кухне ножик и подошел к дивану.
— Ты только мамке не говори, а то она расстраивается. Я — немножечко.
Он ловко подпорол в уголке дивана обшивку и выдернул два толстых конских волоса — черный и белый.
Пятачок кинул ножик на стол, где лежал задачник для пятого класса. Я удивился, думал, самое большее — Пятачок в четвертом.
— Смотри сюда, — сказал Пятачок, усевшись на стул, как всегда, по-воробьиному. — Раз, и готово.
Я попробовал, как он, сложить волосок, но ничего не вышло, только узел завязался.
Ты сильно тянешь, а надо вот так, чуть-чуть. — Он слегка потянул волос, и вышла петелька.
— Сунь мизинец, — предложил он.
Я сунул и не понял даже, как мой палец оказался туго-туго стянутым невидимой белой стрункой.
— Не бойся, — успокоил Пятачок, — смотри.
Я снова не успел ничего разглядеть, а палец мой был уже на свободе.
— Ловко!
— Дед научил, — небрежно сказал Пятачок. — В деревне. А ты есть хочешь?
Я есть не хотел, но пошел за ним на кухню, где он уже гремел кастрюлями.
— Во, мамка борща наварила. Садись.
На кухне у них было так же пусто, как и в комнате. Стол и три табуретки. Вместо холодильника была приделана за окном полочка.
Пятачок налил мне борща в тарелку, а себе в алюминиевую чашку и вытер об штаны две алюминиевые ложки.
— Ешь.
— А ты зачем с Винни-Пухом дружишь? — спросил я.
— Я его, гада толстого, ненавижу, — аж подался Пятачок на своей табуретке.
— А бегаешь за ним зачем?
Пятачок не ответил и перевел разговор:
— Музыку хочешь послушать?
Я поискал глазами приемник или магнитофон, но не нашел. На стене висел маленький громкоговоритель, и все.
— Приемник тоже отец унес, — сказал Пятачок. — Сначала оставил, а потом унес. Ему денег много надо. — И вдруг сжал свои птичьи кулачки. — А я сроду ее пить не буду!
— Кого ее?
— Ты того? — Пятачок покрутил у виска пальцем, как будто я был какой-нибудь недоразвитый.
Его серые глазки стали вдруг маленькими и злыми:
— Зачем, зачем бегаю! За Винни-Пухом. Яблок хотел Маринке дать. Знаешь, я бы вообще удрал от вас, от всех! К деду. Если бы не мамка. У нее сердце.
