— Оскомину набьешь, — говорю я.
— Не… оно сладкое!
— Ха, сладкое! Словно мы не знаем. Как будто их яблоня не у нашего плетня растет!
— А вы попробуйте, — Людмилка нам по яблоку протягивает. — Только отбейте сначала, вкуснее будет. — Ногу согнула, и об коленку так — раз-раз яблоком, как о стенку. Таких синяков, коричневого цвета, на бедных яблоках наставила. Зато они, правда, вполне съедобными сделались. Мы этого секрета и не знали.
— А может, ты и воды знаешь где достать? — Димка, как будто между прочим, спрашивает.
— А как же! — это уже Катька пищит. — Обязательно. Скоро калда будет.
— Какая еще калда?
— Калды не знает! — Катька фыркает. — Твоей бабки коза и та знает, каждый день там пьет.
— Сама ты — коза! — Димка разозлился. — Может, мы вообще из козлиного копытца должны пить, как братец Иванушка? Сами пейте, Аленушки!
У нас и так есть! — передернула Катька плечами. — Мы молочка взяли, вон в бутылке.
— Молочка, молочка, — передразнил Димка. — А сосочки не взяли?
Не успел он еще что-нибудь прибавить, как вдруг ойкнет, как прыгнет в сторону, словно вправду уже напился из козьего колодца и приобрел козью прыть.
Из-под коряжины какой-то придорожной — мы и внимания на нее не обратили — здоровенная змеища выползла. Я ничего подумать не успел, как тоже оказался рядом с Димкой.
А девчонки — стоят!
— Бегите! — мы им кричим. — Бегите!
Они — стоят. Испугались, наверное, и ноги отнялись. Загипнотизировались. У меня у самого коленки противно так затряслись под брюками. А у Людмилки с Катькой ноги и вовсе голые. Сейчас эта змеюка тяпнет их.
— Да бегите же вы скорей!
Они опять ни с места.
Чувствую, как Димка схватил мою руку, а ладонь у него совсем мокрая.
— Давай какую-нибудь палку, что ли! — кричит.
Но никакой палки, как нарочно, нигде нет. Одни цветочки-лепесточки растут.
Тут Людмилка, наконец, очнулась. Шагнула, да не в пашу сторону, а к этой змеище. И… цап ее за хвост.
— Ну, сейчас! — у меня во рту пересохло.
А Людмилка тянет змею да еще смеется:
— Да это же уж! У него коронка на голове, разве не видите?
Никакой коронки мы не видели, какая там коронка.
А Катька вдруг:
— Ой, глядите, лягушонок, лягушонок! Глядите! Глядите!
Прямо из пасти этого ужа, когда его Людмилка за хвост подняла, живой лягушонок выскочил и, шлеп-шлеп, как ни в чем не бывало, запрыгал по дороге.
— Вот живоглот несчастный! — Это Димка очнулся, но губы еще совсем белые и с места не сходит.
— Да вы боитесь просто! — Катька пищит.
