Не было воздуха. Не было голосов. Непередаваемое чувство, надо признать: ты осознаешь, что не можешь дышать, не можешь слышать, не можешь раскрыть глаза и пошевелить пальцем, но при этом можешь думать о своем чудовищном и мучительном положении. Я всеми силами пыталась обуздать организм и сделать вдох. Хотя бы маленький вдох. Грудь начинала гореть.
«Боги!», — истерично визжал внутренний голос, натужно сжимаясь от страха. Я же сейчас задохнусь!
Мысли бешеной птицей метались в панике, отдавая приказы мозгу. Нужно поднять руки, дотянуться до носа, проверить, что мешает вздохнуть. Но руки не слушались, губы не шевелились.
Сколько продолжалась эта агония я не знала, но когда обходиться без воздуха далее стало невозможным — первые звуки вырвались из моего горла, и спасительный кислород холодным тонким ручейком потек в ноздри и горло.
— Очень слабая девочка, — произнес врач.
Конечно, врач. Куда же еще в таком состоянии определяют, как не в больницу?
Открыла глаза, но перед ними плыло, будто у меня была сильнейшая близорукость. Плохо слушающейся рукой ощупала лицо: никаких кислородных масок, никаких трубочек.
Я проваливалась в пропасть и просыпалась, не забывая проверять лицо, потому как зрение возвращаться не спешило.
Окончательно очнулась ночью. В палате было темно, даже ночника не оставили, окна же были надежно закрыты, почти не пропуская света. Обыскав узкую жесткую постель на предмет пультов для оповещения медработников и не найдя такового, решила выйти в холл. Уж там-то, наверняка, есть дежурная сестра, которая всучит пациенту градусник и расскажет историю болезни.
Свесив ноги, неожиданно ткнулась пальцами в теплый скользящий пол. Сбившаяся у живота ночная рубаха тяжелым грузом упала к полу, доходя до щиколоток. Я непонимающе прошлась ощупью по телу, странный выбор одежды для медицинского учреждения.
Все так же наощупь обошла небольшую комнату в поисках выхода и обнаружила холодную кованую ручку изогнутой формы.
Куда меня определили? В элитный диспансер по расстройству психической системы? Я медленно открыла тяжелую дверь, высовывая наружу нос.
Холл был. Но даже самый смелый фантазер вряд ли бы назвал круглую залу, обитую деревом и шелком, больничным холлом. На стенах висели причудливые канделябры, освещая классический интерьер естественным огнем.
Легче всего было свалить увиденное на сон. Но состояние между сном и явью я различала слишком четко, чтобы поддаться на провокацию мозга.
