С кухни доносилось звяканье посуды. Я налила себе в маленькую рюмку коньяка и залпом выпила. Прихватив с собой бутылку и рюмку, я поплелась на кухню.
Сережа возился у столика, делал бутерброды с ветчиной и сыром. Пиджак он снял, а поверх ослепительно-белой рубашки и жилета на нем красовался мой фартук в цветочках. Рукава рубашки были аккуратно подвернуты.
Он повернулся на звук моих шагов. Заметил бутылку, но ничего не сказал. Я уселась за стол и брякнула перед собой бутылку. Налила рюмку. Сережа снял засвистевший чайник, сел напротив меня. Поставил передо мной блюдо с бутербродами, налил чаю в две кружки. Закурил.
— Есть будешь? — спросил он.
— Нет, — ответила я и залпом выпила коньяк.
Он опять ничего не сказал. Только поморщился — легко и неодобрительно. Потом он спросил:
— Сколько лет мы с тобой знакомы? Десять, если мне не изменяет память?..
Я пожала плечами:
— Какое это сейчас имеет значение? Хоть двадцать. Давай, изрекай.
— Я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушала. На правах… Ну, скажем так — на правах старого знакомого.
— Я готова.
— И сделала так, как я тебя попрошу.
— В смысле? — не поняла я его и налила себе снова. — Коньяка хочешь?
— Я за рулем.
— Ох, я забыла. Так что я должна сделать?
Он помолчал.
— Я хочу сказать… То, что произошло…
— А я не хочу об этом говорить, — перебила я его.
— Надо, Оля.
— Нет — и все.
Он не обратил внимания на мой ответ.
— Тебя вызовут в милицию, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — И ты должна все рассказать. Во всех подробностях, к сожалению. И сама написать заявление. И они сядут. Это однозначно, я уже все выяснил. Я хочу…
— А я не хочу, чтобы ты лез в мои дела, — резко ответила я. — Даже, предположим, из самых благородных побуждений. Я же в твои никогда не вмешивалась, когда мы были вместе? Ты меня слышишь?
Он отвел глаза и уставился на включенное бра. Оно освещало его худощавое лицо, нос с горбинкой и плотно сжатые тонкие губы.
— Я не лезу. В твои дела, — сказал он раздельно. — Но я считаю, что справедливость должна восторжествовать. И подонки должны сидеть в тюрьме, а не разгуливать по улицам. Все должно встать на свои места.
Я, не глядя на него, снова налила и быстро выпила.
— Ты бы хоть бутерброд съела, что ли, — сказал он. — Развезет ведь тебя.
— Знаешь, почему я тогда от тебя ушла? — пробормотала я, вертя в пальцах тонкую ножку рюмки.
Он исподлобья посмотрел на меня.
— Почему же?
— Потому что ты жил исключительно по правилам, — сказала я. — Ты всегда безукоснительно подчинялся им. Хотя правила эти не всегда были для тебя хороши и устанавливали их другие люди. Потом эти правила менялись и ты тут же тоже менялся согласно этим, новым правилам. И ты, Сережа, к сожалению всегда был слишком правильным для меня, непутевой и не правильной женщины.
