Пока они сидели с Борисом Николаевичем вдвоем в коридоре, то ни о чем не разговаривали. Им самим было очень плохо, и поэтому не хотелось говорить лишних слов. Но когда мимо пронесли ребенка, они в первый раз улыбнулись друг другу.
– Ну, слава Богу! – тяжело вздохнул дядя.
– Дядя, она выживет? – произнес он.
Борис Николаевич промолчал.
– Но чем она виновата? – вдруг воскликнул он. – Если Бог есть, то меня надо наказывать. Я виноват больше, что оставил ее, когда должен был быть рядом!
Дядя ничего не отвечал.
– Почему вы молчите?! Вы всегда молчите! – нервничал он.
– Успокойся. Ей нужны силы, – сказал Борис Николаевич и обнял его за плечи. – Будь мужчиной. Нам они тоже нужны.
Ее выписали одну, через два месяца, и то после сильных уговоров всех. Ей требовался покой, да она и сама устала от больницы. Сильно похудев, она теперь больше походила на тень.
Девочка прожила две недели и умерла.
Сквозь какой-то туман она слушала долгие объяснения врачей. Сказали ей не сразу, а почти перед самой выпиской. До этого она была очень слаба. Она никак не могла понять, что ребенка нет. Он родился восьмимесячным. Непонятная ей формулировка, что семимесячные выживают, а вот восьмимесячные – тяжелей, так и осталась непонятой ею. В ее голове постоянно стоял шум, как будто забыли выключить транзистор. Она стала разговаривать сама с собой. Лежа в одноместной палате, она этого не замечала. Но когда вернулась домой, стала замечать, и то скорее по недоуменным взглядам со стороны.
После тяжелых родов и смерти дочери она замкнулась в себе. Она словно никого вокруг не видела, даже его. Ее любимое место теперь было у окна. Она с безучастным взглядом сидела там часами.
Он очень переживал за нее и боялся оставлять дома одну. С ними поселилась его мама, которая окружила ее заботой и вниманием. Тетя Маруся, понимая, как ее детям тяжело, с радостью делала за нее всю домашнюю работу.
Когда она зашла после больницы в квартиру, то по инерции пошла в свою комнату, которая теперь была их общей. В углу беззаботно стояла детская кроватка с веселыми шторками. Она увидела ее и, громко всхлипнув, упала на большую новую кровать. На крик прибежала мама Маруся.
– Надо же, забыли, забыли убрать! Недоглядела я, как же так! – запричитала она, показывая сыну, чтоб тот срочно разобрал кроватку. Но он и без ее жестов все понял и, закусив губу, вспомнил ее последние слова о плохой примете. Он не верил в мистику, будучи реалистом до мозга костей, но сейчас был готов поверить и в приметы, и в домового, и еще во что угодно. «Зачем я купил эту кроватку?! Зачем?!» – мысленно корил он себя, разбирая ее.
