– Тебе надо вернуться. Покаяться перед церковью, попросить у всех прощения. Конечно, нелегко тебе первое время придется. Ну, для нашей гордости это только лучше. Через смирение, уничижение мы приобретаем Божий характер. Ты приготовься к этому.
Раиса подошла к ней и обняла своими мягкими широкими руками. От ее тепла, от этих привычных слуху христианских слов, всего окружения в доме ей стало хорошо, тепло, как, наверное, блудному сыну после возвращения к отцу. Как раз прямо перед глазами она увидела эту картинку, прикнопленную к стенке. Ее тронуло участие сестры Раисы. Она не выдержала и зарыдала. Раиса ласково гладила ее по русым волосам и тихо причитала: «Ну, будет, будет, доченька. Всякое в жизни бывает. Невозможно через мостик пройти, чтобы ботиночки не замочить. Главное, чтобы Господь простил. А люди… Что люди? И они потом простят. Но сперва Господь».
От этих слов мир и покой вдруг хлынули в ее душу. Словно прорвалась какая-то дамба. Зарывшись в мягких руках сестры Раисы, она не хотела никуда уходить. Раиса словно поняла это. И сама предложила переночевать, постелив на прежнее место, в гостиной. Перед сном они вместе помолились. Лежа на большой тяжелой пуховой подушке, она смотрела на знакомые вещи в этой комнате. Развешанные рамочки со словами из Писания, фотографии собрания на шкафу, толстые корочки Библий, какие-то христианские журналы. Все это дышало той чистой христианской патриархальностью, которая свидетельствовала о Боге. Все последнее время ей так этого не хватало. Она еще раз посмотрела вокруг себя, вздохнула и закрыла глаза. Уже засыпая, поняла, как была во всем не права, и как ей теперь будет тяжело со всеми. Но первый шаг уже сделан. А первый шаг всегда самый тяжелый. Она спала и даже не подозревала, что как раз в это время на другом конце города, в ее квартире одиноко сидел человек и пил кофе, чтобы не уснуть…
Ей не хотелось сейчас возвращаться к себе домой. Благо, брат Петр должен был отсутствовать еще несколько дней, и сестра Раиса согласилась приютить ее на это время. На следующий день она зашла к себе только взять вещи и заметила, что здесь кто-то был. Не трудно было догадаться, кто это. Ибо запасные ключи от квартиры находились теперь у него. На кухонном столе лежала записка. Она посмотрела на нее, обдумывая, взять или нет. После разговора с сестрой Раисой возникло желание вернуться в церковь и начать новую жизнь, ей не хотелось марать себя заново и сближаться с ним. Негодование еще клокотало в ее сердце. Какая-то большая обида внезапно выросла в ней, созрев за несколько дней после того, как он бросил ее у дверей ЗАГСа. «Как он мог так поступить со мной?! – кричало у нее внутри. – После всего того, что она сделала, отдав ему себя! Вот так, взять и бросить! Бросить одну! Значит, она не нужна ему? Значит, правы оказались все те, кто утверждал, что мужчине от женщины нужно только одно?» Возмущение билось, как птица в клетке. Она уже с ненавистью посмотрела на этот лист и вышла из кухни. Поднявшаяся волна негодования полностью захлестнула ее. Она просто бросала какие-то вещи в большую сумку, едва понимая, чьи они и будут ли ей нужны. Набрав ворох вещей, она еще раз зашла в кухню, чтобы выпить воды, и ее взгляд опять упал на кухонный стол, где лежал листок бумаги. Она посмотрела на него так, словно он был виновником всех ее бед, потом, не читая, взяла сумку и захлопнула за собой дверь. От внезапного сквозняка листок всколыхнулся и, взлетев над столом, тихо опустился на пол.
