– Ты несносен, Аксель! Когда возьмёшься за ум?
А ведь он совсем уже взрослый… Не для того я растил единственного сына, чтобы сдать его на пушечное мясо. И не для того я учреждал фирму, чтобы её растащили вандалы – неожиданно для самого себя злобно подумал, всегда такой патриотичный, герр Дерингер. И твёрдо произнёс:
–Аксель, поезжай немедленно к дяде Клаусу. Я обо всём договорился, но твоё присутствие обязательно.
– К дяде Клаусу? Но зачем?
– Он даст тебе … конверт. Привезёшь мне. Это срочно!
– До завтра полежит эта бумажка? У меня старт в «Дойче Югенд».
– Нет! Поезжай прямо сейчас! Завтра может быть… поздно. Поторопись!
Аксель поспешно ретировался. Воровато оглянулся, по детской привычке, – не видит ли бонна? – он влез на перила и скатился с лестницы, прямиком за руль лакового чёрного «BMW». Такой только у нас и у Риббентропа, весело усмехнулся Аксель, вспомнив слова отца, и повернул ключ зажигания. Автомобиль послушно тронулся, зашуршав шинами по гравию. И тут же грянул щедрый тёплый дождь, будто кто-то там, наверху, включил душ. Пешеходы разбегались как тараканы в поисках укрытия.
…Пожалуй, теперь можно опустить стёкла. Как посвежело, как легко дышится!
Дождь на совесть омыл весь город. Зелень деревьев бриллиантами сверкала. Блестели лужами шоссе. Дамы складывали зонтики, тщательно стряхивая с них дождевые капли. Птицы весело зачирикали. А небо синело безмятежно, будто не оно только что окатило их всех, как из ведра. Фридрихсштрассе, номер двадцать пять. Вот он, этот особняк. Верно, солидный. Но нуждается в ремонте. Мраморные ступени лестницы сильно стёрты. Что на часах? Без двух минут десять. Вовремя.
Взвизгнули тормоза, и Длинный очутился на тротуаре прямо перед крыльцом клиники доктора Бойля. Отец велел зайти – попробуй-ка, ослушайся.
Аксель легко взбежал вверх по мраморной лестнице и скрылся за тяжёлой дубовой дверью. Он очутился в прохладном просторном холле и с любопытством огляделся. Всё так же – вдоль стен стояли низкие диванчики, какие-то пальмы в кадках – ухоженные. За стойкой администратор – бесцветная фигура неопределённого возраста, в строгом деловом костюме. Непроницаемые глаза спрятаны за стёклами очков. «Неопределённого пола», выразился бы отец.
– Доброе утро. Аксель Дерингер – к герру Бойлю. Мне назначено.
– Доброе утро, герр Дерингер – поприветствовал (или поприветствовала?) его администратор, равнодушно его оглядев.
Поприветствовала.
Она выскользнула из-за стойки и бесшумно заскользила впереди, слегка покачивая бёдрами. Хорошая фигура, но она ею не пользуется. Строгий серый костюм, недурно пошит, и туфли-лодочки, без каблуков. Как тапочки… Не люблю женщин в тапочках. Мне по душе те, что ходят на высоких каблуках. Вернее, одна из них. Она, единственная… Зачем отец так настаивал? Обделывали бы сами свои тёмные делишки!
