— Но Россия далеко, — несколько оживился Константин, — а Турция под боком. И сила пока что на её стороне...
Он слегка затянулся и выпустил колечками дым.
— И всё-таки Молдавия всегда хотела быть под рукой русского царя, — продолжил господарь.
— Я надеюсь, что никому не пришло в голову слушать этот разговор, — перебил его Толстой.
— Да, стены здесь имеют уши, но далеко не все, — рассмеялся Константин. — В этом углу достаточно секретно.
Толстой взглянул на Константина, словно приглашая его продолжить эту интересную для него тему разговора.
— Сто пятьдесят лет стонем мы под Туретчиной, — сказал Константин, — и всё это время взгляды наши были обращены в сторону России.
— Ну, положим, не всегда и не только в эту сторону, — заметил Толстой.
— Да, — кивнул головой Константин, — вы совершенно правы. Некоторые из родовитейших бояр глядят в сторону Польши, другие связаны с Туретчиной родовитостью, богатством, положением и поместьями...
Толстой пожал плечами, будто бы показывая, как хорошо он знает положение, так что и толковать не о чем.
— Но большинство считает, что Россия могла бы помочь Молдавии освободиться от турецкого владычества. Только Россия. Польше недостанет сил воевать о Туретчиной, а вельмож-фанариотов у нас не так уж и много.
— Георгий Штефан ещё к царю Алексею Михайловичу обращался, и даже договор был заключён — изгнать турок и татар из Молдавии и войти вашему княжеству в состав России. — Толстой остановился и прямо посмотрел на Константина.
— Как жаль, — с горечью заговорил Константин, — что не суждено было этому договору претвориться в жизнь. Но человек предполагает, а Бог располагает, — горестно закончил он.
— Да и ещё совсем недавно, в тысяча шестьсот восемьдесят четвёртом году, направляли ваши сановники посланцев к царям Петру и Ивану. Тогда Россия не могла этого сделать: много смуты было в то время, — негромко продолжил Толстой.
— Мой предшественник Антиох Кантемир тоже обращался к царю Петру с просьбой принять Молдавию в своё подданство, — тихо сказал Константин. — Я знаю, что он сделал это тайным письмом — слишком уж много вокруг турецких шпионов и соглядатаев, да и сами наши бояре рады подстроить господарю любую подлость. — Константин вздохнул, и Толстой понял, что господарь говорил это и о себе самом — нелегко, верно, жилось ему среди своих родовитых бояр.
— Словом, взгляды наши обращены к Москве, — подытожил Константин. — Не ведаю, чем увенчаются ваши усилия в Стамбуле, но знайте одно: у вас там есть преданный и сердечный друг.
