— Они вдоль Казанки пойдут, не иначе. К лесному острогу путь их. Я постараюсь опередить их. С остатками своей и Романа дружины я поскачу лесной дорогой. Встречу с оставленными в остроге стрельцами.
— С Богом. Продержись немного. Князь Микулинский и Михаил Глинский пойдут по следу беглецов.
— Живота не пожалею. Нельзя такую силу оставлять не разбитой.
Всего четыре сотни дружинников под началом у Андрея Курбского. Не велик и отряд, засевший в лесном остроге. Оплот его — жиденький. Без лестниц можно взять: встав на седло, ухватишься за верх. Попрут отчаянно — разве сдержишь. Но — надо. Во что бы то ни стало.
«Успеть! Успеть!» — подгонял себя князь Курбский. Коня он на сей раз не жалел, и, кажется, конь понимал хозяина.
Сборная дружина опередила казанских храбрецов. Хватило времени, чтобы ладно устроить оборону, приготовить к долгой стрельбе пушки, так предусмотрительно здесь оставленные. Для рушниц тоже зелье разложили так, чтобы сподручно было их перезаряжать. Вот и окатило передовых казанцев дробосечное железо, а следом засвистели пули.
Опешили сбитые в кучу малу нукеры, они не ждали подобной встречи, ибо не знали, что острог в руках у русских. Надеялись соединиться с князьями Япанчей, Шипаком и Эйюбом и тогда, став грозной силой, возвратиться к Казани и побить русское войско, которое, взявши Казань, успокоится, потеряет настороженность. Увы — не тут-то было: встретили казанцев не объятия соратников, а пушки врагов.
Заминка, однако, недолгая. Начали татары, подчиняясь сигналам, обтекать острог, чтобы начать штурм сразу со всех сторон.
А время-то идёт. Это на пользу отчаянным нукерам, готовившимся отражать штурм.
Вот — полезли. Подскакивают — на седло, а потом сразу хвать за верх оплота. Секи, стало быть, по пальцам. Беда только в том, что не каждый под защитой. Мало стрельцов. А князь ещё держит половину прискакавших дружинников у своей руки. Разумно ли такое? Оказалось, ещё как.
На южной стороне одолели оплот первые смельчаки, попёрли следом в продушину новые и новые вороги, вот тут в самый раз пригодился резерв. Посёк он прорвавшихся в острог и — снова под руку князю.
В другом месте прорыв. В третьем. Мечется резерв от прорыва к прорыву, редея с каждым разом. Положение аховое, а Микулинского с Глинским нет и нет. Недолго ещё можно продержаться. А там -— головы посеченные на алтарь отечества. Но ни о них у князя Андрея Курбского думки, а о том только, как всё усложнится, если десятитысячный отряд — правда, поредел он изрядно — головорезов захватит острог. Гонцы поскачут во все концы. Луговая черемиса поспешит на помощь. Горная черемиса тоже не останется в сторонке. Не вся, конечно, там есть много сторонников подданства Москве, но добровольцев найдётся достаточно.
