Проклятие Этари | страница 74
— Как зомби, что ли? — не поняла я. — Так чего там исследовать, поднимать зомби любой некромант умеет…
— Нет, не зомби, — нетерпеливо мотнул головой Кейн. — Раннулф мечтал научиться воскрешать людей так же, как это делают вампиры. Чтобы человек ожил самим собой и был в здравом уме и трезвой памяти. Однако, судя по тому, что прошло уже сто лет, а мы ни о чем подобном ни разу не слышали, его исследования не увенчались успехом.
— Да уж, — задумчиво пробормотала я. — А мы можем предположить, что после войны он продолжил заниматься этой темой?
— В принципе, можем, — подтвердил Кейн. — Ведь во время войны его семья была убита. Он мог стремиться вернуть их.
— Но это не объясняет жертвоприношений, которые происходят сейчас, — продолжила я размышлять вслух. — Ты не знаешь, можно воскресить человека через сто лет после его смерти?
Кейн уверенно покачал головой.
— Даже архивампирам подобное не под силу. Сто лет — слишком большой срок, от тела может остаться максимум несколько костей, и даже архивампиру не хватит сил, чтобы восстановить их.
— Значит, цель Раннулфа в чем-то другом, — подытожила я. — Жаль. Боюсь, больше у нас нет источников, на которые мы могли бы опираться.
Через пару дней у нас была поточная лекция по истории магии. Особой популярностью среди адептов эти лекции не пользовались — к примеру, на прошлой неделе нам рассказывали про то, как была основана наша Академия, а это происходило целых пятьсот лет назад. Спрашивается, кому какое дело до событий многовековой давности? Я сама эти лекции всегда слушала вполуха, предпочитая незаметно делать домашнее задание по другим предметам. Магистру Элриджу на невнимательность адептов было наплевать, поскольку этот древний светлый маг жил историей, и реальный мир у него интереса не вызывал. Впрочем, неудивительно — магистр выглядел ровесником Академии: совсем седой, весь в глубоких морщинах, а ходил он, единственный из всех магов в этой Академии, опираясь на палку.
На этой неделе я слушала его относительно внимательно, поскольку мне надо было поговорить с ним и не хотелось раздражать человека несерьезным отношением к предмету. Когда Элридж закончил рассказывать про первого ректора Академии и старческим дребезжащим голосом объявил, что все свободны, я спустилась к кафедре.
— Простите, магистр, — обратилась я к нему; говорить пришлось громко, поскольку адепты покидая аудиторию, громко шумели, а старик был еще и глуховат.
Тот моргнул несколько раз выцветшими блеклыми глазами и словно только сейчас обнаружил, что находится в аудитории, где только что читал лекцию. Его взгляд вдруг стал цепким и острым