— Что вы делаете с пленными солдатами?
Анархист вел себя непринужденно, как будто они уже целый месяц сражались вместе, и давал понять своим видом, что он пришел не за приказаниями, а за советом. Хименесу были знакомы черты его лица: в прошлом он не раз заглядывал в его антропометрическую карточку. Он был удивлен малым ростом этого коренастого корсара. Хотя Пуч был не из главных руководителей, он интересовал его больше остальных. Из-за организации помощи сарагосским детям.
— Распоряжение правительства — разоружить солдат и отпустить их на свободу, — сказал полковник. — Офицеры будут преданы военно-полевому суду… Ведь это вы вели машину, которая позволила захватить орудия?
Пуч вспомнил, что видел в конце улицы треуголки гражданских гвардейцев рядом с фуражками бойцов штурмовой гвардии.
— Да.
— Ловко сработано. Если бы они пришли на площадь с орудиями, все могло бы сложиться иначе.
— Большая удача, что вас не убили на площади…
Полковник, страстно любивший Испанию, был признателен анархисту, и не за похвалу, а за стиль, присущий стольким испанцам, за ответ, достойный полководца времен Карла V[27]. Ибо было ясно, что, говоря «удача», Пуч подразумевал «мужество».
— Я боялся, что не доберусь до пушки, — сказал Пуч. — Живым или мертвым, но добраться! А вы, о чем вы думали?
Хименес улыбнулся. Он сидел с непокрытой головой; его коротко остриженные седые волосы напоминали утиный пух. Недаром солдаты прозвали его Селезнем за маленькие черные глаза и утиный нос.
— В подобных случаях ноги говорят: «Что ты делаешь, дурак!» Особенно та, которая хромает…
Он закрыл один глаз и поднял указательный палец.
— Но сердце говорит: «Давай!..» Я никогда раньше не видел, как рикошетят пули — точно капли дождя при ливне. Сверху легко спутать человека с его тенью, и это затрудняет попадание в цель.
— Славная была атака, — с завистью сказал Пуч.
— Да. Ваши люди умеют драться, но не умеют сражаться.
Внизу по тротуару проносили пустые запятнанные кровью носилки.
— Они умеют драться, — подтвердил Пуч.
Продавщицы цветов бросали на носилки гвоздики, белые цветы падали рядом с пятнами крови.
— Когда я сидел в тюрьме, — сказал Пуч, — я не думал, что возможно такое братство.
При слове «тюрьма» Хименес вспомнил, что он, полковник гражданской гвардии Барселоны, пьет вместе с главарем анархистов, и снова улыбнулся. Все эти руководители крайне левых показали себя храбрецами, многие были ранены или убиты.
Для Хименеса, как и для Пуча, мужество тоже было родиной. Огни отеля освещали почерневшие лица проходивших бойцов-анархистов: бой начался рано, никто не успел побриться. Пронесли еще носилки с гладиолусом, прикрепленным к одной из ручек.
