Три всадника вырвались из крепостных ворот, глянули на сигнал капрала на башне и помчались во весь опор по верхотурской дороге навстречу гонцу.
Приказчик встретил гонца на дворцовом крыльце.
— Афанасий Егорыч, — поклонился до земли приехавший, сойдя с дрожавшего скакуна. — Его милость Акинфий Никитыч приказал вам кланяться и передать эту укладку малую, — подал он приказчику перевязанную цветным шнуром и припечатанную коробочку.
— Обогнали ли кого, едучи из Петербурга?
— В вятских лесах возок князя Вяземского с большой приказной свитой, — снова поклонился гонец. — На постое вызнал у свитских ездовых — едет князь до нашего завода с ревизией.
— По-омолчи, парень! — метнул на гонца гневный взгляд Афанасий Егорыч. — Без досказки знаю, за чем и кто к нам едет. — Эк его! — сурово кивнул он на упавшего коня.
— Запалился, ваша милость, — испуганно бросился гонец к павшей лошади. — Акинфий Никитыч приказал... по сто верст без дневок...
— Знаю! — прервал приказчик. — Вели уволочь, да чтоб шкуру в амбар сдали!
Прикрыв дверь своей комнаты, Афанасий Егорович торопливо сорвал печать, разрезал шнур и вскрыл укладку. На голубом атласе лежал золотой перстень с кровяным самоцветом.
* * *
Пятые сутки не давали в подземелье воды и хлеба. В кромешной тьме бродили люди, натыкаясь друг на друга. С неутолимой жаждой лизали холодные ослизлые стены.
Слабовольные доползали до кованых решетчатых дверей и, потрясая их из последних сил, кричали до хрипоты:
— Милостивец Афанасий Егорыч! Объявиться хочу! Объявиться... Афанасий Егорыч! Э-эй! Рабом до смерти буду — дай свет божий видеть!
Эхо возвращало рабскую просьбу.
В тишине слышна была временами иноземная музыка курантов, особенно если ухом приложиться к камню.
— Финти-фанты! — немецкие куранты! Слушайте, ребятки, господскую веселую музыку. Не поминайте Акинфия Никитыча на том свете лихом! — слышался насмешливый голос Омельки.
— А может, и так: понаехали там с царским розыском — нас оказывать нельзя, вот и не ходют к нам. Переждать надо, — успокаивающе говорил Миколашка в сбившейся куче народа.
— Православные! — раздался истошный крик. — Хочу покаяться перед смертью неминучей!
— Слушайте, братцы, Гаврюшка-заплечный опять кричит.
По галереям народ прислушивается к покаянным словам палача.
— Не будет нам, окаянным, исхода из этой смертной тьмы! Не будет! Ни один человек доселе не выходил из темницы этой. Верьте мне — перед смертью не покривлю душой. Сам я... Грех... грехи меня гнетут, братцы. Пытал вас...
