Карма | страница 35




Железнодорожный путь шрамом лежит на израненной земле, как шов на разбитом сердце.

Я задаю вопросы

Кто открыл дверь? Или это просто запор не выдержал?

Они отводят взгляды, но я не унимаюсь: Кто их впустил? Может, ты? Или ты? Кто из вас?


– Какая разница?

– Они бы так и так вломились.

– Всех нас перебили бы.

– Ты лица их видел?

– А канистры с бензином?


Тогда все мы должны были умереть.

Мы не пытались спасти его и за это заслуживаем смерти.

– А может, это ты.

Что?

– Может, это ты открыл дверь?

– Да. Так и было. Я видел.

– Это он.

– Этот странный мальчишка. Точно он.

– Да-да, я тоже видела.

– Ты и открыл им дверь.

– Мы видели.

– Мы всё видели.

– Это был ты.

– Зачем вообще ты открыл дверь?

– И кто ты, в конце концов, такой?

Вина на мне

Даже пописавшая крошка тычет в меня пальцем.


Это ты.


Хочется врезать им всем. Чтобы они кубарем летели через весь вагон.


Они что, не видят, что творится вокруг? Не видят, что чувство вины перерождается в ярость? Что ярость движет нашими мышцами? Что единственный способ спастись – свалить вину на другого?


Я кричу, прошу на меня не смотреть.


Оставьте меня в покое!


Но они не могут. Они обвиняют меня взглядами. Как и я, они застряли в том мгновении, когда глаза от страха перестают моргать, а кожа горит, как бумага.


Это ты открыл дверь.

Дели в огне?

Скажите же. Скорее.


Поезд еще только останавливается в Джодхпуре, а его уже обступают люди, жаждущие новостей.


Нью-Дели правда горит? Сколько народу погибло?


Они одиннадцать часов дожидались опаздывающего поезда и теперь, как ящерицы, липнут к раскаленному металлу вагонов. Заглядывают в зарешеченные окна. Руками, глазами, сердцами выискивают своих родных – не лишились ли те рук, глаз, сердец.


Где он?


Они барабанят по стенам вагонов.


Где Симар? Где Навджит? Где Равиндер?


Они ломятся внутрь.


Где Хардип?


Они вглядываются в лица тех, кто остались.


Что вы с ними сделали?


Поезд заполнен всего на две трети.


Что? Сожгли?


И снова поднимается вой. Их ничто не утешит. Непереносимые скорбь и печаль сливаются в одну ноту.


ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй-яй


Сквозь пульсирующую массу тел и голов я пытаюсь протиснуться на платформу. В толпе чужие руки– ноги цепляются за мои. От напряжения ноют мышцы, но высвободиться не получается. Сдавленная со всех сторон, я впадаю в ярость.


– Где ты был?


– Это был ты?


Жар кинжалами пронзает побелевший воздух.

Мата с бапу ошибались

Я не жизнь.

Я не иллюзия.

Я – Богиня Смерти.


Я открываю глаза и подставляю их солнцу, чтобы его горячие лучи воспламенили в них ненависть. Пылающий ненавистью взор я обрушиваю на обступившую меня толпу.