Ни одно тело, даже самого последнего мула, не может вырабатывать столько калорий, а значит…
Сына Карла тряхнуло в воздушной яме. Ганзель едва не вскрикнул, ощутив, как проваливается тело под ним. Но сын Карла не падал. Он легко набрал прежнюю высоту и уверенно двигался вперед. Куда?.. Этот вопрос показался Ганзелю более значительным, чем вопрос о том, где тот берет энергию для полета. И более насущным.
Летающего толстяка с винтом немного покачивало в полете. Летел он тяжело и грузно, совсем не с птичьей грацией. Иногда даже казалось, что запаса высоты не хватит, чтоб миновать очередной флюгер, кривым ржавым штыком выпирающий из крыши, но сын Карла всегда с необычайной ловкостью обходил препятствие. Возможно, он был уродлив. Возможно, от него необычайно разило, но Ганзель не мог не согласиться с тем, что со своим винтом этот толстяк управляется необычайно умело, выказывая солидный опыт. Удивительно, что он сам прежде ни разу не встречал в небе Вальтербурга подобное существо. Впрочем, так ли часто он в последние годы задирал голову, чтоб посмотреть на небо?..
«Сейчас он скинет нас, - подумал Ганзель, изо всех сил цепляясь за ткань на плече сына Карла, - Поднимется еще выше – и скинет. Прямо на мостовую. Отвратительное, должно быть, ощущение… В лепешку, в труху… Интересно, я успею что-то почувствовать?..»
Но сын Карла не собирался бросать свою добычу. По натужному гулу винта Ганзель понял, что толстяк набирает высоту, а минутой позже ему удалось определить и место их назначения, несмотря на то, что мир он видел в перевернутом виде. Они приближались к старой башне – уродливому и древнему сооружению на окраине Вальтербурга. Прежде Ганзель видел его только снизу, и этот вид вполне его устраивал.
Возможно, когда-то это было красивое сооружение из бронзы и стекла, но Ганзель тех времен не застал. К тому моменту, когда они с Греттель впервые увидели город, башня уже была тем, чем виделась сейчас – жутковатым сооружением, напоминающим разлагающуюся неорганическую форму жизни. Ее кожные покровы давно превратились в закрученные лепестки ржавого металла, скелет – балки и перекрытия – в мешанину из бетона. Кое-где в оконных проемах остались стекла, которые казались блестящими посмертными выделениями на мертвой туше.
Несмотря на свое состояние, башня была обитаема. Ее заселило городское отребье, нашедшее в ней укрытие от дождя и солнца. Неужели среди них обитал и толстяк с винтом на спине? Ганзелю трудно было это представить. Тем не менее, сын Карла, сделав над башней несколько коротких кругов и натужно гудя двигателем, стал снижаться на посадку.
