Генокрокодил испустил оглушительный хриплый вой и тряхнул мордой. Он, привыкший своей мгновенной реакцией парализовать противника, едва ли сам успел сообразить, что произошло. Он просто ощущал боль и, как любое животное, рефлекторно пытался от нее избавиться.
Бруттино не сразу вытащил нос из слизкой, оплывающей кровью, раны, несколько раз ловко провернув его в ней. Генокрокодил коротко ударил лапой, намереваясь вмять впившуюся в него деревянную куклу в пол, но та вновь оказалась быстрее. Может, на четвертушку мгновения, но быстрее. Вырвала свое жало из окровавленной глазницы и вновь прыгнуло в сторону.
Генокрокодил крутанулся на месте, клацая зубами. Без сомнения, они справились бы с деревянной куклой легче, чем деревообрабатывающий станок с сухим чурбаком, распустив на стружку. Но Бруттино, проявляя невероятную прыть, легко перемещаясь на длинных сучковатых ногах, сновал вокруг беснующегося крокодила.
Теперь удары следовали один за другим. В лапу. В бок. В грудь. Снова в лапу. В спину. В подбородок. Нос Бруттино жалил огромную крокодилью тушу ловко и мгновенно, каждый удар был скользящим и коротким, точно превосходный фехтовальщик упражнялся, тыкая набитый соломой мешок.
Только внутри у Генокрокодила была не солома. Всякий раз, как нос Бруттино пронзал его прочную на вид пластинчатую кожу, Генокрокодил издавал рев боли. Он метался по сцене из стороны в сторону, мотал головой, разбрасывая хлопья бледно-розовой слюны, даже перекатывался через шипастую спину. Все тщетно. Деревянная кукла словно насмехалась над ним. Она ускользала из того места, где вот-вот должны были сомкнуться его зубы, и появлялась в другом. Ставший багровым от перепачкавшей его крови нос вновь и вновь вонзался в чешуйчатое тело.
Не прошло и минуты после начала представления, как Генокрокодил начал пошатываться, и выглядел так, словно попал под плотный залп картечи. Лишившийся одного глаза, потерявший координацию, наполненный и яростью и ужасом одновременно, он беспорядочно метался из стороны в сторону, тщетно лязгая огромными зубами. Упорная деревяшка не давалась ему. Она всегда была неподалеку, но ровно на фалангу пальца дальше, чем он мог дотянуться. И всегда молниеносно оказывалась достаточно близко, чтоб нанести очередной удар.
Генокрокодил, ступивший на сцену сознающим свою силу трумфатором, сам не заметил, как превратился в затравленную жертву. Существо, несопоставимо более маленькое, одурачило его и теперь планомерно терзало, оставляя в чешуйчатой туше глубокие раны.
