Накануне они застрелили алабая. Огромный пес был коменданту по пояс. К началу июля в Семеновке — деревне, которая считалась форпостом обороны Славянска, — не осталось ни одного целого дома. Методичные залпы артиллерии ВСУ добились цели.
Хрупкие дачные времянки бедных пенсионеров и основательные коттеджи богачей превращались в крошево. Больнее всего коменданту Семеновки — бойцу с позывным Кедр — было смотреть на брошенных домашних животных.
Олигархи провинциального пошиба, убегая от бомбежек, вместе с мажорной мебелью, изысканным хрусталем, марочным мрамором запирали за семью замками в своих виллах и породистых питомцев. Расчет был на то, что пресловутое АТО завершится в считаные дни или даже часы.
Славянскому бомонду не верилось, что пятьдесят стрелковцев, обросших сотней-другой местных пророссийских активистов, смогут устоять перед «Альфой» СБУ, украинской десантурой, зарубежными ЧВК, перед авиацией, в конце концов. Но они устояли.
И теперь, спустя недели массированных обстрелов, запертые хозяевами в шикарных домах собаки королевских кровей сходили с ума. От голода, запаха гари, оглушительных разрывов.
Последний месяц ополченцы передвигались по Семеновке особым образом. Нужно было держаться вплотную к заборам, заслышав свист мины, немедленно падать, вжиматься в землю и надеяться, что ограждение хоть как-то укроет от осколков.
Кедр, возвращаясь с ежедневного вечернего совещания, где были обязаны присутствовать все командиры Семеновки, шел к себе в располагу и как раз держался двухметровой каменной стены, за которой, видимо, укрывались чьи-то нажитые непосильным трудом сокровища.
Кедр буквально вжимался в стену — разведчики ВСУ знали, в какое время проходят ополченские сходки, и после них обстрелы начинались как по часам. Поэтому обратная дорога всегда была опасной. И тут он услышал плач.
Местных жителей в деревне давно не осталось. Большинство уехало по собственной воле, самых смелых, которые под разрывы украинских «Градов» продолжали полоть картошку, ополченцы эвакуировали на днях. Плотность вражеского огня была несовместима с сельскохозяйственными работами.
И тут — среди дымящихся руин — плач, похожий на детский. Кедр, не задумываясь, махнул через пижонский забор — мало ли, забыли в этом аду ребенка.
Удачно приземлившись на газон, комендант очень осторожно, чтобы никого не испугать, поинтересовался, есть ли здесь кто, но вместо заплаканного малыша на него выскочил огромный алабай.
