В ответ раздался заливистый ржач, говорил он со мной, судя по всему, по громкой связи, потому что женский смех сливался с мотороловским. Лене ситуация тоже показалась забавной.
— Рыжий, выгляни в окно, может, из него видно что-нибудь, чтобы ты дал нам ориентир, мы скоро заедем за тобой.
Я попытался сосредоточиться и прошел на кухню, за стеклом маячил кусок какого-то памятника.
— Памятник, — перешел я к передаче данных, — и деревья.
— Сэмэн, да ты объясняешь как в «Джентльменах удачи». Ладно, выходи на аллею, что к памятнику ведет. Это, скорее всего, недалеко от Артема, где мы вчера сидели.
— Сейчас зубы почищу.
Моторола приехал не на традиционном своем убитом поездками по передовой джипе, а на белом бусике. Как выяснится, ментовском. Рулил на этот раз не Воха, а другой ополченец — Трофим, его ранило еще в Семеновке и вот только из госпиталя донецкого выписали. Воху — я узнаю позже — товарищ Первый отправил на копательные работы аж в Снежное, это на границе с Россией. Не за пьянку, а за горячую кровь. Вместе с еще одним мотороловцем Малым: они дали отпор толпе дерзких ополченцев столичного разлива, то есть пороха не нюхавших. Стрелков разбираться не стал, кто прав, кто виноват — была у него такая особенность, — и Воху с Малым отправил в ссылку. (Ссылка продлилась недолго, на снежнянский фронт через пару дней перебросили все мотороловское подраздление, и от наказания пацаны отпетляли, так как нужно было в боевых действиях участвовать.)
Короче, за рулем ментовского бусика теперь сидел Трофим — в задней части располагалось что-то типа оперативного штаба, откидывающийся столик, подобие какого-то лупатого экрана, и что самое забавное, шнур с рацией. На крыше был установлен рупор с мигалкой. В общем, такие машины со специальными камерами полиция (ну и милиция тоже) использует для того, чтобы контролировать и отслеживать ситуацию на различных массовых мероприятиях: митингах оппозиции, например, всяких там шествиях. Мотороле бусик подогнали в штабе, как-никак конфискованная техника врагов донбасской революции. Камеры слежения за человеческими массами уже не висело, видимо, нашли ей другое применение, от нее осталась лишь нелепо торчащая стойка. Зато сирена работала. Когда я с набухшей, а потому трещащей головой залез в новый моторовский транспорт, полевой командир не преминул ей воспользоваться прикола ради — посмотреть, насколько остро этот милицейский вой отразится на моем похмельном состоянии. Отразился прискорбно. Все мое существо сказало об этом, что вызвало очередную бурю смеха. Мотор был в хорошем настроении (еще бы, он ведь безалкогольный мохито выпивал) и даже спародировал мой недавний ответ по телефону, копируя унылую интонацию: «Я не знаю, где я! Заберите мне отсюда!» — «Ну ты даешь, Сэмэн».
