Однажды на заседание штаба пришёл в коричневой рясе святой отец. Говорит, что пристально за нами наблюдает уже три-четыре недели. Просит обратить внимание на население отдалённых мест. Там идет вырождение за счет родственных браков, нет обновления кровей, нация деградирует.
О трагедии нашего самолёта знали уже в провинции Уарас, где располагался наш штаб. Решением городских властей нам выделили площадь, и мы поставили на ней довольно-таки приличный памятник из гранита и с надписью. Когда соорудили монумент, на его торжественное открытие собралось много народа. Море цветов.
В каждом городе мы попадали в книгу почётных граждан — Юнгай, Уаскаран, Тумпо и так далее. Обставлялось занесение имен в книгу тоже весьма торжественно.
Удивительно, в этой поездке собрались абсолютно незнакомые друг другу люди, и ни разу не случалось каких-либо осложнений между ними. Пятьдесят пять человек разных по возрасту, по жизненному опыту, по взглядам жили весело и спокойно. По сегодняшний день мы встречаемся каждый год в начале октября. Бывает, кто-то не приходит, но на следующий год обязательно появляется. Люди были объединены одним большим делом.
Большая часть наших студентов выросли в крупных специалистов в медицине, защитили диссертации, кто кандидатские, кто докторские. Некоторые стали профессорами.
— Хемингуэй, Володя, конечно, писатель, может быть, большой писатель, но вот насчёт «мужчины высочайшего класса» я бы усомнился. Когда-то он и для меня был примером истинного мужчины, символом мужества, но теперь я так не думаю. Хемингуэй писал, например, что мир делится на две части: на тех, кто видел вблизи леопарда, и на тех, кто не видел. Мы что, не видели с тобой снежного барса? Да нос к носу. Ты вон и пуму видел. Ну и что?! А он видел южную стену Ушбы? Знает, что такое высота семь с половиной тысяч метров?
Во время войны в Испании, получив царапину, он бегал по госпиталю и кричал, как твой Арик Поляков: «Я ранен! Я ранен! Я Хемингуэй!» А на тебе живого места нет, весь ломан-переломан. Проснувшись по утру, ты теперь тратишь сорок минут только на то, чтобы размять свои суставы, ублажить свои старые травмы. Иначе тебе не начать новый день. Показухи многовато у этого «классного мужчины».
— Не знаю, я ему верил.
— Вот, вот, Володя, верить можно только своим глазам и ушам.
— Меня как раз умудрились обокрасть в Гаване, украли деньги и документы прямо в номере. У нас был спецрейс. В самолёт меня посадили без документов.
