Давай дадим в твоей книге эту групповую фотографию.
— Не возражаю, а насчёт того, что альпинизм совсем у нас умер, я с тобой, Саша, не могу согласиться. В прошлом, 1998 году, я был в Домбае летом, а в этом, 1999 году, и зимой. Горы остались такими же, а альпинизм сильно преобразился. В Домбае появились «новые карачаевцы», вроде «новых русских». Ребята молодые, толковые, энергичные. Строят дома, гостиницы, проводят первенства по скалолазанию, по горным лыжам, стали проводить кинофестивали. Планируют восстановить знаменитую Алибекскую хижину, с которой у нас с тобой, да и не только у нас, связано столько воспоминаний. И что самое интересное, эти молодые ребята, во главе с Назиром, создали Совет ветеранов Домбая. Собрали старых альпинистов, приглашают их и содержат бесплатно для того, чтобы сохранить традиции советского альпинизма. Ветераны Домбая избрали меня председателем совета, поэтому я и приезжаю туда зимой и летом. И тебя приглашают приехать.
— И много там альпинистов?
— Альпинистов немного, но есть. В основном туристы, горнолыжники и отдыхающие. Но сохранены базы в горах, что очень важно. Кто захочет, занимается альпинизмом.
— То есть, у кого есть деньги.
— Хоть бы и так. Кто захочет, тому есть, где остановиться и сходить на восхождение.
Ушба
— Володя, я знаю, что ты делал Ушбу и летом и зимой. Самая, наверное, красивая и сложная вершина Кавказа.
— Ушба одна из самых красивых вершин мира. Недаром в Англии существует «Клуб ушбистов». Восхождение на Ушбу по простейшему пути всегда считалось эталоном альпинистского мастерства. Если был на Ушбе, значит, альпинист.
— Я тоже очень люблю Ушбу, хотя побывать на ней не удалось.
— Поэтому ты её и рисуешь.
— Может быть... Хочешь, я прочту, как я писал о ней когда-то?
— Давай.
— «Ушба... Она поднимается над Верхней Сванетией. Вид её поражает, ошеломляет, пугает и восхищает. Два километра отвесных, недоступных скал из розовых гранитов и гнейсов! Два километра отвеса над зеленым ковром лугов. Попробуйте представить себе это. Нет, не получится, если вы не видели Ушбы. Не получится.
Несколько лет тому назад мне довелось смотреть на неё в предрассветный час с её соседки Шхельды. Пока светало, фантастические краски беспрерывно сменяли друг друга. Синие, розовые, лиловые, фиолетовые тона расплывались, переходили один в другой, издавали в дымке утреннего тумана какое-то своеобразное свечение. Цвета были яркими, насыщенными и совершенно неестественными. Да, да, неестественными. В жизни такого не бывает, не видел. Это напоминало искусно подсвечиваемую декорацию, задник огромной, во всё небо, сцены, созданной художником, ничего общего не имеющим с реализмом. Стена Ушбы обрывалась вниз, вглубь, куда-то под землю, в тартарары. Запрокинешь голову и не видишь за повисшим облачком самой вершины, посмотришь вниз, и не видно под облаками подножья Ушбы. Это было настолько грандиозное, настолько захватывающее зрелище, что я совсем забыл, кто я, где и зачем я здесь нахожусь. А был я в то утро руководителем спасательных работ, лежал на крохотном уступчике над пропастью и должен был с рассветом организовывать спуск своего пострадавшего товарища по стене Шхельды.
