— Теперь ты будешь спать здесь. Со мной.
Встретившись с ним глазами, я поспешно отвернулась. Мне казалось, что он видит меня насквозь, видит мою сущность, где я принялась убеждать себя в том, что потребность в нём превосходит потребность держаться от него подальше.
— А ты не боишься, что я снова попытаюсь тебя убить? — спросила я.
Мне было всё равно. Но соблазн спать рядом с его твёрдым мускулистым телом… Такое убьёт меня прежде, чем это сделает он сам.
— Хорошая мысль. Нам придётся оставить эти ремни.
— Я не смогу заснуть рядом с серийным убийцей.
Бесполезно. Он уже принял решение. Хоть и продолжая протестовать, я осознавала всю никчёмность своих требований.
— Я знаю средство, которое поможет тебе уснуть.
— Снова вколешь мне успокоительное?
Он взглянул на меня с неподдельным желанием: яростным и голодным. Его глаза были глазами леопарда, наблюдающими за пойманным кроликом. Я бы не удивилась, если б он облизнулся.
— Нет. Никакого шприца. Что-то более… Естественное.
Его рука оторвалась от кровати и скользнула по моему бедру, касаясь меня там, где я уже была скользкой от похоти. Пламя, которое охватило моё естество, прострелило конечности.
— Нет! — завопила я, и он убрал руку столь быстро, что давление от его ласки вмиг осталось лишь в моих воспоминаниях. Я едва ли не всхлипнула. Господь, как же я хотела его!
— Будь по-твоему, котёнок, — сказал он, улыбнувшись мне.
Он знал, что уже поймал меня, что в своей голове я проигрывала сцену, которую так отчаянно желала воплотить в жизнь. Полотенце падает на пол, его твёрдое тело оказывается на моём, а его эрегированный и пульсирующий член между моими бёдрами заполняет пустующую часть меня. Боже, такую пустующую и готовую, если бы только мой мозг мог так долго подыгрывать.
Он выключил свет, и мы погрузились во тьму, которую разбавляло лишь проникающее через окно лунное сияние. Мои глаза привыкли к тусклому свету, и я увидела, как он натягивает на себя белую футболку и тёмные трусы. Его мускулистая спина блестела, изгибаясь, и вдруг её накрыла ткань. Он резко обернулся, и я отвела взгляд, хотя и недостаточно быстро.
Проявив добродушие, он не упомянул моё наблюдение за ним. Добродушие? Был ли он добрым? Возможно.
По одному он ослабил ремни на кроватных столбиках, давая достаточно пространства, чтобы я смогла пошевелить конечностями, но не сумела поднести руки ко рту или же что-нибудь ещё, с помощью чего получилось бы распустить узлы.
— Не двигайся слишком много, — произнёс он спокойно. — Ремни затягиваются, когда ты их натягиваешь.
