Въ то же время, Кауфманъ показалъ вверхъ на что-то, похожее на вязанку дровъ, брошенную на снѣгу.
— Die Hütte, — проговорилъ проводникъ.
То была хижина. Казалось, до нея всего нѣсколько шаговъ, въ дѣйствительности же приходилось идти еще добрыхъ полчаса. Одинъ изъ проводниковъ пошелъ впередъ развести огонь. Наступала ночь, холодъ давалъ себя чувствовать. Несмотря на сильное пониженіе температуры, на Тартаренѣ не оставалось ни одной сухой нитки; отъ усталости онъ уже плохо понималъ, что съ нимъ дѣлается; поддерживаемый сильною рукой горца, онъ прыгалъ, спотыкался и едва брелъ впередъ. Вдругъ вспыхнулъ яркій свѣтъ очага въ нѣсколькихъ шагахъ, донесся аппетитный запахъ луковаго супа.
Пришли.
Нѣтъ ничего болѣе первобытнаго, чѣмъ эти "станціи", устроенныя въ горахъ заботами швейцарскаго альпійскаго клуба. Это нѣчто вродѣ сарая съ наклонными деревянными нарами, предназначенными для спанья и занимающими почти все помѣщеніе, за исключеніемъ небольшаго пространства, оставленнаго для очага и для длиннаго стола, наглухо прибитаго къ полу, также какъ и окружающія его скамейки. Столъ былъ уже накрытъ: три чашии, оловянныя ложки, спиртовая лампа для варки кофе, двѣ коробки консервовъ изъ Чикаго. Тартаренъ былъ въ восторгѣ отъ обѣда, хотя луковый супъ распространялъ очень смрадный запахъ, а знаменитая патентованная лампа, долженствовавшая изготовлять кофе въ три минуты, вчистую отказалась дѣйствовать.
За дессертомъ онъ запѣлъ: то былъ единственный возможный для него способъ бесѣдовать съ проводниками. Онъ спѣлъ имъ: "La Tarasque, les Filles d'Avignon". Они отвѣчали ему своими мѣстными пѣснями: "Mi Vater isch en Appenzeller… aou… aou…" Обѣдъ приходилъ къ концу, когда послышались тяжелые шаги и шумъ приближающихся голосовъ, потомъ нетерпѣливый стукъ въ дверь. Тартаренъ въ сильномъ волпеніи взглянулъ на проводниковъ… Что такое? Ночное нападеніе?… Стукъ въ дверь усилился. "Кто тамъ?" — крикнулъ герой, хватаясь за кирку. Но въ хижину уже вошли два янки огромнаго роста, за ними проводники, носильщики, цѣлый караванъ, возвращающійся съ вершины Юнгфрау.
— Милости просимъ, милорды, — сказалъ Тартаренъ съ привѣтливымъ жестомъ добродушнаго хозяина, приглашающаго гостей.
Но "милорды", повидимому, не нуждались въ его приглашеніи и расположились какъ дома. Въ одинъ мигь столъ былъ занятъ, приборы сняты, перемыты горячею водой и опять поставлены для новоприбывшихъ, по заведенному порядку во всѣхъ альпійскихъ хижинахъ; сапоги "милордовъ" сушились передъ очагомъ, а сами "милорды" съ обвернутыми соломой ногами принялись за вторично изготовленный луковый супъ.
