— Почитать, что ли? — сладко позевывая, промурлыкал Ардалион Петрович. — Надо бы просмотреть статейку Рогова… Неприятный человек, три года молчал, и на вот — сунулся в журнал… Ничего дельного, одни повторы, лучше всего статью придержать, пусть еще помолчит…
— Рогов прекрасный ученый, — запальчиво произнесла Евгения Михайловна, — и статья интересная… У тебя мания затыкать людям рот… Почему ты так боишься новых идей?
— Их во все времена боялись, — не предчувствуя грозы, весело проговорил Ардалион Петрович, — дай им волю — и от них некуда будет деться, на каждого младенца пргдется по две идеи мирового значения…
Экскурс в область парадоксов имеет свои привлекательные стороны: в жизни часто прибегают к обобщениям, когда трудно дурному найти оправдание.
— Опять–таки не всякая идея причастна к науке, — продолжал балагурить Ардалион Петрович. — Леонардо да Винчи утверждает, что человеческое исследование тогда лишь истинное знание, когда возможно математически его обосновать…
Затем последовало нечто такое, чего Ардалион Петрович никак не ожидал.
— Зачем ты выкладываешь мне эти премудрости, ты забыл, что я ими начиняла твои тетради, списывала их для тебя! — Голос Евгении Михайловны дрогнул, что само по себе служило недобрым предзнаменованием, речь стала порывистой, пронизанной едва сдерживаемым гневом. — А ты ведь иной раз на редкость памятлив. Три года ты помнил, что Лозовский ошибся в своих расчетах, и молчал, чтобы вернее расправиться с ним, отомстить за старую обиду. Кто бы подумал, что ты способен так долго копить злобу в себе и тешиться надеждой на скорую месть. Я бы этому не поверила, если бы сейчас не услышала от тебя…
— Это все? — с любопытством, за которым слышалась скрытая тревога, спросил Ардалион Петрович.
Она отложила вышивание, уложила его в маленький ящичек резного дерева и сказала:
— Нет, не всё. Чтобы выпроводить Лозовского из Москвы, ты воспользовался моей поддержкой. Это ты подсказал мне уговорить его поехать в Сибирь. Я сейчас лишь узнала, зачем это понадобилось тебе… Два человека мешали твоим планам — Лозовский и физиотерапевт Евгений Дубов. Бедняга Дубов скоропостижно умер, а Семен Семенович к тому времени был уже в Томске. В феврале, не то в марте в университетской газете появилась статья, посвященная клеветнику Лозовскому, чуть не погубившему твою прекрасную диссертацию. Изобличенный в нечистых делах, он сбежал из столицы, и доценту Пузыреву присвоена наконец степень доктора медицинских наук. Номер этой газеты был услужливо направлен в Томский институт, куда Лозовского пригласили работать. Твоими заботами судьба Семена Семеновича сложилась иначе — от него отказались научные учреждения, и его направили врачом в районы коренного населения. Пока он там оставался, ты здесь проделал свою карьеру… Я услышала это сегодня от тебя самого, не станешь же ты отпираться… В этой истории ты, как полагается, выглядел и корректным и благородным, но мне она на многое открыла глаза…
