— Мой гонорар?
— Моя признательность, двести радиотабл и бесплатный проезд до любой нашей станции.
— Пятьдесят радиотабл сейчас, это невозвращаемый аванс. Плата за беспокойство.
Небольшие радиоактивные ИП[1] для микрогенераторов Таля действительно походили на таблетки и ценились в Зандре почти так же высоко, как золото. Они служили и по прямому назначению, и в качестве второй валюты, и полсотни радиотабл можно было назвать весьма приличной суммой.
— Ты всегда такой наглый?
— В большинстве случаев я убиваю людоедов бесплатно, просто ради того, чтобы они сдохли, — спокойно объяснил Туман. — Позволь мне заработать на выгодном заказе.
— Ладно, — усмехнулся Куманин. — Договорились.
Вопреки ожиданиям, самыми страшными стали отнюдь не первые дни после Времени Света. Самыми кровавыми — да. Самыми шумными, грохочущими, переполненными смертью, страданием, болью, растерянностью… — да. Но не самыми страшными. Удар той короткой — всего на два часа — войны был стремителен, бояться было некогда, люди или погибли, или оказались заняты выживанием.
А страх… Страх нетороплив, он приходит потом…
А сначала был шок, непонимание происходящего, непонимание грандиозности катастрофы, ожидание «заявления правительства» и зализывание первых, самых жгучих ран. Еще была мысль, что «все наладится», что «нам помогут», что «это долго не продлится». Люди жили сиюминутными интересами, не отдавая себе отчет в том, что нужно беречь спасенные ресурсы, продовольствие, воду. Мало кто понял, что жизнь изменилась безвозвратно, и потому самое страшное произошло через четыре месяца после Времени Света.
Когда случился голод.
Когда настали Жрущие Дни.
Многие фабрики синтетической пищи были повреждены, другие остановились, потому что закончилось сырье, где-то сумели восстановить гидропонные фермы, однако посевы еще не дали урожай. Запасы консервов подошли к концу…
Вот тогда и стало по-настоящему страшно.
Для государств, которые только-только формировались на обломках цивилизации, это стало первой и очень серьезной проверкой на прочность, и они прошли ее с честью, сумев уберечь население от совсем уж адских испытаний. Да, кое-где ели кожаную одежду и кору чудом уцелевших во Времени Света деревьев; где-то пытались перебиться охотой, убивая тощих животных и съедали их полностью, даже кости толкли в муку и делали лепешки.
А в Зандре появились каннибалы.
Сейчас о Жрущих Днях стараются не вспоминать, о них не принято говорить, но все знают, что те страшные недели наложили отпечаток на новый мир. Сделали его чуть жестче, чуть злее. После тех страшных недель в Зандре появились люди, а правильнее сказать — нелюди, — которые не смогли или не захотели остановиться, продолжили есть людей даже после того, как гидропонные фермы дали урожай, заработали фабрики и выросли новые звери.
