Потом было много дней, когда вы
смотрелись друг в друга. И, увеличивая пространство, расставание не
делало вас дальше.
Потом вы шагнули в день, вы шагнули
в час, в котором счастье не делится с пространством, в котором
шёпот счастья оглушает, не имея возможности рассеяться и
потеряться. Вы шагнули в день, вы шагнули в час, которого ты так
боялся. Боялся, что кривизна покривит, поломает её счастье. А она
не боялась, потому что была с тобой и со счастьем, а для кривизны
не оставляла пространства.
Потом тебя били у двери в твою
квартиру. Если бы в чужую, ещё понятно. Может быть, во всем виноват
поворот ключа в замочной скважине. В голове затрещало, будто
сработало зажигание, и машина насилия тронулась с места. Тебя били
и наслаждались, хотя на лестничной площадке, предназначенной для
будничного топтания, не было объекта для наслаждения. Тебя били из
любви к процессу, то есть к битью. Так бьют только менты и
подростки, потому что и те, и другие – сами себе закон. Перед тем,
как забыть, ты успел вспомнить, что её отец – полицейский чин, и
сделать вывод, что страдаешь из-за любви к детям. Дитя просто
поделилось счастьем.
...Потом было много дней (было мало
дней), когда вы гуляли вместе. Вам нечего было прощать друг другу.
И нечего было терять друг без друга.
Потом вам орали: "Горько!" Тебе и
твоей Марине...
Горько... Абзацы жизни, заполняющие
клетки памяти... Горько... Клетки памяти... в клетке
помешательства...
История
вторая
Тане
Оно коснулось её сразу, в минуты их
первого свидания. Оно овладело ею той же ночью, в бессонные часы
сладкого смакования этих минут. Оно не отпускало её ни в пустом
калейдоскопе яви, ни в путаном клубке бреда. Оно пленило её –
тайное вожделение любовного соития с ним...
A через четырнадцать лет эта живая
жажда, уже остывшая в ней, переселилась в утробу его снов.
Опал ажур, податливый баловень
женской плоти, с её задыхающихся членов. Растаял стыд, услужливый
паж женского сердца, от её жадного желания. Всё в ней обнажилось. И
только кокетливый треугольник вуальки, сотканной из живых агатовых
нитей, оставался нетронутым. И нужно было лишь прикоснуться к нему,
приоткрыть его, чтобы услышать, что вслед за своим стыдом тает
женщина, ароматное тепло которой так живо дурманит тебя.
– Таня?! Вы?!
(Конечно, "вы", а не "ты". "Вы "
подёрнуто узором загадки, в "вы" таится продолжение. A "ты"... "ты"
не нуждается в мечтах.)
– Таня?! Вы?!
– Саша, ты ждал меня?
Он вспомнил этот голос. Он ничего
не сказал в ответ, потому что не мог сообразить, должен ли был
ждать её.
