История
седьмая
Приглашаю тебя на...
О чём ты думаешь, когда падают
листья?.. О чём ты думаешь, когда падают листья?..
Ошалевшая шелуха!.. как моя душа...
потерявшая день. Потерявшийся день, превратившийся в вечность, в
шёлковую окаменелость – плоти забытую тень.
Ошалевшая шелуха!.. как моя душа в
потерявшийся день... вырванная из времени порывом памяти. Спятившая
память, повернувшая время вспять. Память: сходить с ума... или
падать...
Ошалевшая шелуха!.. как моя душа в
потерявшийся день... жаждет падения... в никуда, в беспамятство, от
порывов памяти, от беспамятства, в безветрие, в забытьё – забыть
её. Жаждет падения... срывается – и падает... пугается до смерти –
и падает... теряется до смерти, потеряв опору в виде тоски по
смерти... шарахается... хватается (ухватиться не за что) за воздух
– и падает, за дождинки – и падает, за шёпот, что падает вместе со
мной, вместе с душой... О чём, о чём шепчет шёпот? О чём?.. Слышу:
"Скажи... скажи". Что, что сказать?.. Успеть сказать... успеть...
Слышу, слышу, это всегда во мне. "Скажи! Скажи!" Не могу!..
"Скажи!" Что ж, оживляю мертворождённые звуки: "Приглашаю тебя
на..." Всё, не успел... не успел... Но ведь это лучше, чем если бы
я укутал её в одеяло из вечно падающих лоскутов... ведь это
лучше...
Прежде, когда ты ещё не погрузился
в эту жизнь, ни плотью своей, ни переживаниями, она казалась тебе
пространством, замершим во времени, красками на холсте, которые
словно заболели безжизненностью и безжизненностью заразили картину,
то ли пейзаж, то ли натюрморт, то ли вереницу портретов. И картина
словно говорила: "Тебе не надо сюда. Это не твоё. Это далеко". И ты
отводил глаза и отдалялся... и приближался, не ведая того... Теперь
ты сам капля красок на этой картине, холодно взирающая с холста
застывшая капля, перенесённая кистью Художника из мира игры и
соития красок в мир остывания бликов... Лишь тоска по падающим
листьям прокрадывается порой в этот мир...
Шум... нарастает. Шёпот... с
одышкой... нагнетает. Это не шёпот – ветер, не одышка – порывы
ветра. Ветер нахлынул... рвётся в картину... треск: рвёт засохшую
плеву... хруст: отколупывает разноцветную скорлупу. Шум...
нарастает. Шорох – шершавеет воздух – окружает: зашныряла по
дорожкам, по междорожью разношёрстная шелуха. Ветер (воздух заходил
ходуном-ходуном, подстрекаемый пришлым шалым) дубасит стволы –
буйный... треплет ветви – дерзкий... терзает макушки, отрывая
листья, ещё живые, с жилами, с кровью в жилах, – бездушный...
вздымает головки, мёртвые головки мёртвых цветов, стращая смертных
и стращая смерть, – глумливый шалый... Шум... нарастает. Шелест –
тушуется воздух. Шквалистый шелест... волна за волной... сжимается
воздух. Шрапнель! Тучи капель прозрачных с ветром в серые плети
сплелись. Плети шрапнели стегают пространство, застят прозрачность.
Шквалистый шелест – волна за волной – оглушает. Это не листья.
Ошалевшие падают листья... шарахаются – и падают... цепляются
(зацепиться не за что) за воздух, воздуха промокшего ошмётки, – и
падают, за память – и в памяти парят, вечно парят и не падают – и
падают, не замечая, что падают... и шмякаются в беспамятстве... и
шмякаются на твоё лицо, расплющиваясь, размазывая сопли, кровь,
память по щекам, по губам, по глазам...
