Он кончил и продолжал сидеть, не сводя своих глаз с моих. Я невольно опустил взгляд под его пристальным взором и ничего не отвечал. Во мне боролись два чувства: антипатия к этому человеку и тайное любопытство, которое он возбудил во мне своими странными речами.
Он как будто угадал мои мысли и опять так же сухо и деловито сказал:
— У вас нет выбора: смерть или жизнь. С личными чувствами, которые я вам внушаю, не надо считаться. Выбор прост. Мое предложение дает вам спасение. Условия, может быть, трудные, но что поделаешь! Во всяком случае, вам обеспечивается долгая жизнь, здоровье и полное благосостояние. Ваши близкие будут также хорошо устроены.
Я молчал, хотя мне очень хотелось попросить этого шантажиста или сумасшедшего оставить меня в покое и убраться из моего кабинета. Чем иным, как не грубым шантажом, я мог объяснить его слова?
Он, по-видимому, опять прочел мои мысли.
— Вы мне не верите, и это вполне понятно. Ну что ж, времени остается еще достаточно. Сведения о вашем здоровье я имею точные как из санатория, где вы были, так и от здешних врачей. Непосредственной опасности нет, можно подождать. всё равно вы придете ко мне. Если вы хотите известить меня, адрес для писем — poste restante, Макс Куинслей. Я убеждаю вас хорошенько подумать; чем скорее решитесь, тем лучше.
И с этими словами этот странный человек покинул меня. Целую неделю я пытался устроить свое дело с изобретением, и, к глубочайшему своему разочарованию, убедился, что это не так просто; повсеместно сталкивался я или с равнодушием, или с недоверием, или с желанием надуть меня, заплатив мне какую-то грошовую сумму. Разговор шел не о сотне тысяч франков, а о каких-то несчастных десятках. Я потерял надежду, и мысль о Куинслее, не скрою, часто приходила мне в голову.
Однажды я встретил его опять. Это было на вечере у японского посланника. Была масса публики, танцы только что окончились. Нарядная толпа хлынула из зала к прохладительным напиткам, чтобы освежиться после танцев. Я оказался в одной из маленьких гостиных. Там на уютном диванчике сидел Куинслей рядом с прекрасной брюнеткой в шелковом золотистом платье, которое удивительно выделялось на фоне гобеленов. Должен сознаться, красота ее произвела на меня сильное впечатление, и хотя я уже давно был далек от увлечений женщинами, тем не менее не скоро мог забыть впечатление, произведенное на меня этой красавицей. Я постарался проскользнуть мимо, чтобы не раскланиваться с неприятным мне чужестранцем, но он сейчас же меня заметил: это я видел по брошенному им на меня взору. Через минуту я встретился с Камескассом. Оказывается, он уже раньше меня видел Куинслея.
