Мы знакомы три дня - нас свели на какой-то дурацкой вечеринке. Она из какого-то университета, но не студентка. Она - профессор. Звучит ужасно, но у янки это ничего не значит. Ей лет 25, или тридцать, я не знаю. Наверное, я моложе ее. Мне все равно, я просто хочу ее тело.
Она говорит что-то шепотом. Я не понимаю - мне чудится какое-то шипение. Она повторяет погромче: "Shall I?..." Что ей нужно? Бокал в ее руке совершает кульбит - она нервно вертит его в руке. Я протягиваю руку - она отставляет стекляшку в сторону и дает мне свою ледяную кисть, с худыми костлявыми пальцами. Я грею ее в своих ладонях. Она встает, и садится рядом со мной, чтобы мне было удобнее. Теперь мы оба молчим. Она кладет свободную руку мне на затылок, и мягко гладит меня по волосам, словно я ее ребенок. Мы никогда еще не сидели так близко. Я почти не шевелюсь. Ее пальцы в моих руках живут своей жизнью, пошевеливаясь, словно устраиваясь поудобнее. Они пахнут канцелярским клеем и бумагой - так пахнет мое детство. Я лениво целую ее указательный палец, касаюсь ее ногтя языком. Она протестующе бормочет. "They're dirty". Какая разница. Я сам грязен. Я даже работал мусорщиком, когда были силы.
У нее странное имя - Martha. Отдает немеччиной. Оригинальное звучание напоминает Машу. Я зову ее - мартышка. А иногда - чертова мартышка. Она не обижается, потому что почти не знает русского, кроме "ladno" и "den' rozhdenia" - это плоды моего труда. Всего за три дня я сделал ее полиглоткой.
- Мартышка чертова, - шепчу я.
Она ухмыляется. Я не знаю, как она ко мне относится. Возможно, я мог-бы трахнуть ее в первый день, на той вечеринке, в дворике с высохшим бассейном. Там было пусто, темно, мы стояли на кафельном краю и я все боялся, что подскользнусь. Был довольно пьян. А она меня поддерживала, бурча что-то. В тот первый день я выдал ей все сокровища моего английского. "I want you to be with me," - объяснял я ей. "Forever. Understand? I mean, this evening." Она щурилась. "What about tomorrow? Or it's too long to be forever?" Кажется, смеялась надо мной.
Ее рука теплеет в моей руке. Я чувствую тяжесть своего члена, словно что-то чужеродное. Оно живет у меня в брюках, и хочет наружу. Я отпускаю ее руку, которая безвольно ложится мне на колено. Я расстегиваю ширинку, и сопливая головка, как голова удава, вываливается наружу. "What's going on?" спокойно спрашивает она, и я ее понимаю, как ни странно. Ее рука дрожит на моем колене. Она смотрит на мой член, не отрываясь. Он толстый, морщинистый, покрыт узловатыми венами. Я люблю его за его дерзость. Я жалею его - у него давно не было женщины. Вдруг Марта резко встает и отворачивается.
