— Очень интересно, товарищ Остапенко, — похвалил Гречихин. — Ваше открытие мы, конечно, используем во благо науки. Но вы, очевидно, вызвали меня по другому поводу?
Остапенко судорожно вздохнул, словно перед прыжком в воду.
— Да, — подтвердил он, — по другому поводу. Открытие подробностей религиозного культа мажоидов имеет и практическое значение. Нам нужно отменить эвакуацию.
— Что?! — воскликнул стоявший рядом Каравай. — Ты свихнулся, Сергей!
— Сообщите основания, товарищ Остапенко, — потребовал генерал-майор.
— Мы не имеем права эвакуироваться, — сказал научрук, — если знаем, что здесь продолжится практика жертвоприношений. Мы или другие земляне должны оставаться здесь до тех пор, пока местные племена сами не откажутся от устаревших религиозных традиций.
Остапенко ждал, что Гречихин найдет какие-то слова для возражения, но тот лишь сказал:
— Ваше желание понятно, товарищ Остапенко. Но вопрос эвакуации не входит в сферу моей компетенции. Вам следует обратиться через ЦУП к правительству и изложить свои доводы. Возможно, Москва поддержит вас. Советую поспешить, до открытия межорбитального «окна» осталось не много времени.
— Подождите, товарищ генерал-майор, — попросил научрук севшим голосом, — я обратился к вам, потому что Москва с учетом политической ситуации сейчас ничего не может решать. Там два президента, как вы знаете. К кому из них обращаться? И когда я получу ответ? Мне кажется, именно вы должны взять на себя ответственность за принятие этого решения. Я понимаю, что вы таким образом нарушите приказ, но бывают ситуации, когда приказы нужно нарушать, если мы хотим оставаться людьми…
Гречихин отозвался не сразу, но когда его голос вновь донесся из динамиков, то в нем явно слышались раздраженные нотки:
— Если вы не доверяете Москве, товарищ Остапенко, то вам следует обратиться к новейшему политическому опыту. Мы же изживаем наследие тоталитарного прошлого? И приветствуем народную демократию? Вот и проведите у себя там голосование по вопросу, оставаться или улетать. Я никого насильно в ракету загонять не буду. Дело, как говорится, добровольное. С учетом ситуации. Больше вопросов нет? Тогда прощаюсь до следующего сеанса связи. Скоро увидимся, товарищи!
У Остапенко опустились руки.
— Вот что это было, а? — спросил Каравай, кипя от гнева, и сам же ответил: — Нарушение субординации это было, товарищ научный руководитель! Как ты вообще посмел, а?!
— Голосования по вопросу, получается, не будет? — Остапенко отвернулся, чтобы не видеть раскрасневшееся лицо полковника.
