— Я не готов к восстанию, — вздохнул Боксёр.
— Даже если мы вовремя отыщем лабораторию, ты потеряешь процентов тридцать населения, не меньше. — Фредди развел руками. — Готов или не готов — сейчас не важно. Нам нужно отвлечь Дюка и выжить.
Сатана говорил правильные слова правильным тоном, к нему прислушивались, однако Боксёр не позволил себе увлечься. Или опыт помог, или интуиция.
— Мои люди смогут организовать бунт в трущобах, тем более — тут ты прав — повод есть, — медленно произнёс он, выдержав взгляд Сатаны. — Но я пойду с вами. Удастся принести антивирус или нет — неизвестно, но тот, кто дойдёт до лаборатории, точно сможет уколоться.
— Значит, так тому и быть, — кивнул Фредди. — А теперь ответь на вопрос, который покажется странным: в последнее время в трущобах пропадали дети?
* * *
— Ещё! — Это был не крик и не стон, а животный рык. Громкий. И требовательный.
Её волосы слиплись от пота, ореховые глаза пылали ярким огнём, а губы дрожали… Нет — она дрожала вся. От возбуждения, от переизбытка возбуждения, от желания, от жажды, от яростной страсти. Её роскошное тело била дрожь, но от этого оно становилось лишь притягательнее. Сводило с ума. Заставляло рычать в ответ.
— Ещё!!
Лаура не умоляла, не просила, а жёстко настаивала на своём. Открыто говорила, что если не будет так, как нужно, — ему придётся пенять на себя.
И было так, как нужно.
И Дюк сам поражался тому, что делает.
Он не был гигантом секса, огромное количество любовниц объяснялось не славой невероятного ублажителя, а положением владетеля области, однако сейчас казалось, что все его затаённые до времени страсти, все юношеские мечты и желания вырвались на волю, зачерпнули сил из неведомого, но бездонного источника, а заодно отключили все ещё оставшиеся внутренние тормоза, разрешив делать всё что угодно. И Борис делал. И ни в чём не уступал своей фантастической любовнице: потрясающе красивой и невероятно умелой. Отвечал на её требовательные крики. Рычал. Рвал женщину на части, а потом, когда они валялись на растерзанной кровати, с усталым удовлетворением подмечал, насколько Лаура измотана — впервые в жизни Дюку было приятно, что он доставил женщине удовольствие, впервые в жизни ему вообще было до этого дело. И с гордостью — с гордостью! невиданный случай! — смотрел на царапины, оставленные холёными ногтями на его плечах, груди и, судя по ощущениям, на спине.
— Тебе понравилось? — спросила она, выйдя из душа.
Вода в Зандре — драгоценность, возможность принимать ванну или душ являлась привилегией богатых и сильных, даже Бухнер испытывал некоторую неловкость, вставая под упругие струи, но Лаура была верна старым привычкам и мылась каждый день.
