– Перезвони, как только все сделаешь.
Нажав отбой и заглушив двигатель, Скай полуобернулся к Шале:
– Готова?
Она перевела взгляд на больницу, и голубые глаза испуганно округлились.
– Тебе раньше никогда не накладывали швы?
Шала посмотрела на него:
– Конечно, накладывали. – Лицо ее побледнело, отчего глаза стали казаться еще голубее.
– Они обезболивают, прежде чем начать шить. – Забавно, она столько сегодня пережила, а сейчас испугана, кажется, сильнее всего.
– Я в курсе. – Шала не двинулась с места.
– Ну же. Давай покончим с этим. – Скай протянул руку, чтобы открыть дверь с ее стороны, случайно коснулся женской груди – и его пронзила нервная дрожь. Распахнув дверцу, он отклонился назад, стараясь не получать от происходящего слишком много удовольствия. – Пойдем.
Шала выбралась из салона, сделала несколько шагов, обходя грузовик, и наконец встретилась со Скаем, глядя на него огромными оленьими глазами. В подходящей ситуации эти глаза легко могли бы поставить мужчину на колени.
– Я просто сомневаюсь, что швы необходимы, – пробормотала Шала, уставившись на свою ладонь. – Ну правда, можно купить какой-нибудь пластырь, и уверена…
Скай фыркнул, положил руку ей на спину и подтолкнул вперед.
– Я дам тебе пулю, чтоб зажать зубами. Серьезно, это не так уж больно.
Она не шелохнулась:
– Я не боюсь стежков.
– Ну да. – На сей раз он крепко обхватил ее за плечи и повел рядом. – Обещаю, что буду держать тебя за руку. Можешь сжимать ее так крепко, как только захочешь. И клянусь, что не буду называть тебя трусливым котенком. Мяу, – поддразнил Скай.
Шала резко остановилась – ее кроссовки шаркнули по асфальту.
– Я… я не люблю больницы, – призналась она.
– Потому что там накладывают швы? – хохотнул Скай. – Или дело в иглах?
– Не поэтому…
– Ну же, я позабочусь, чтоб тебе дали леденец, когда все закончится. – Он снова подтолкнул ее вперед.
– Я не люблю больницы, потому что, когда мне было восемь, в одной из них на моих глазах умирали мои родители.
Голос Шалы исказился – от гнева или страха, точно не скажешь. Скай сбился с шага, в груди все сжалось. Он почувствовал себя бестактным придурком. На лице Шалы отразились одиночество и боль. Ему это было знакомо – с того самого дня, как его отец пристрелил мать, а потом наставил ружье на себя. Жизнь изменилась, когда Скай переехал к Эстелле и Рэдфуту, но одиночество так никуда и не делось.
Скай покрепче сжал плечи спутницы:
– Прости. Я подумал…
– Я знаю, что ты подумал. – Она вывернулась из его объятий и шагнула в двери больницы.
