. В итоге научные труды стали слишком сложными и просто неинтересными для читателей, ибо «тот, кто вынужден читать много скучной вторичной литературы, сам становится, в конце концов, скучным»
[5].
Мартин Хенгель всегда стремился к новому знанию. Находились люди, которые упрекали его за это, считая, что таким стремлением он хочет оправдать некоторые недоказанные гипотезы. Но за этой критикой порой стояло желание не допустить в науку ничего нового, ничего противоречащего утвердившимся теориям. Хенгель же как раз превосходно понимал, что во множестве вопросов истину познать не удастся никогда, и никакие гипотезы здесь не помогут. И все же он не останавливался перед поиском новых данных, что позволяло ему постоянно делать открытия ― иногда небольшие, а иногда великие.
Величайшая заслуга Хенгеля как новозаветника состоит в нахождении ― не теоретическом, а практическом, отраженном во множестве трудов, ― среднего пути между фундаментализмом, принимающим на веру Писание без всякой рефлексии, не желающим знать никакой науки, и такой «наукой», которая отвергает как «фикцию» всякую историческую информацию, которую она находит в Писании.
Хенгеля уважали его ученые коллеги, но действительно любили только немногие. И даже те, кто его любил, были склонны смотреть на некоторые (непонятые ими) его открытия как на «старческие фантазии». Один немецкий новозаветник, считающий себя учеником Хенгеля, на мой вопрос, что он думает о книге «Четыре Евангелия и единое Евангелие Иисуса Христа» [6], ответил: «Ах, лучше бы он этого не писал». Подобное настроение господствовало на Берлинской конференции, посвященной обсуждению только что написанного (но еще не вышедшего тогда) первого тома «Истории раннего христианства» («Иисус и иудаизм»), состоявшейся весной 2007 года. Новых открытий Хенгеля старались не замечать. Его сотрудница и соратница Анна-Мария Швемер, приехавшая вместе с ним из Тюбингена в Берлин, жаловалась в перерыве после выступления одного из ведущих специалистов по раннему иудаизму: «Такой умница, и такая страшная зашоренность».
Самому Хенгелю на той конференции ― это был единственный раз, когда мне довелось встретиться с ним ― было тяжело. Сказывались годы, болезнь, но главное, что было непереносимо ― вот такое непонимание и неприятие. Фраза «лучше бы он этого не писал», сказанная после смерти Хенгеля, была если не на устах, то в умах многих коллег еще при его жизни. В какой-то момент дискуссии обычно спокойный Хенгель не выдержал и сказал (не ручаюсь за точность цитаты, но смысл таков): «Самый главный ваш аргумент ― это замалчивание. Главное ― сделать вид, как будто ничего не было найдено».
