Я сел в кресло. Машинально взял газету. Преступления, войны, правонарушения, анонсы, реклама кино: ничто. Как это ничто может иметь такой вес? И как эта тяжесть может быть одновременно такой легкой? Материальной и нематериальной одновременно. Этот картонный мир, эти театральные декорации могли в любой момент сменяться другими. Я представлял себе этот мир, в котором был одним из актеров. Может быть, автором, может быть, всего лишь исполнителем одной роли. Я осторожно встал, надел шляпу, облачился в пальто; весь дрожа спустился по лестнице; слегка покачиваясь, шел по улице, время от времени дотрагивался до стен, боясь и что они меня раздавят, и что исчезнут. Пришел в кафе. Официантка, взглянув на меня, сказала, что я, должно быть, болен, что у меня блуждающий взгляд. Мне же казалось, что это у нее растерянное лицо и безумные глаза. Я опустился на свой стул, у своего столика, уставился в окно и какое-то время разглядывал скользящие силуэты, которые словно возникали из тумана, чтобы вновь погрузиться в него и растаять.
— Вид у вас такой, мсье, что дела не очень хороши. Сегодня особенно, мсье.
— Сегодня особенно. Сегодня еще хуже, чем в другие дни. Если другие дни существуют.
— Что с вами, мсье? Вам нужно сходить к врачу.
— Вы уверены, что существуете?
Официантка посмотрела на меня расширенными от удивления глазами:
— Я в этом совершенно уверена. И вы тоже существуете. Уверяю вас.
— Быть может, там ничего нет, — сказал я, показывая рукой на окна, стены, улицу.
— А что вы хотите, чтобы там было?
Она была слегка озадачена. И считала меня чуточку сумасшедшим, хоть и хорошо ко мне относилась.
— Вам всегда плохо в вашей, простите, шкуре, мсье, Сейчас вы скажете, что я не знаю, есть ли у меня самой эта шкура, кожа то есть, и что это такое — кожа.
Она быстро вернулась, принесла мне коньяку.
— Держите, это поставит вас на ноги.
Я выпил одним глотком и почувствовал, что немного согрелся.
— Вы верите, что это может продлиться долго? — спросил я.
— Что — это?
— Вот это все!
— Этого хватит на долгое время, уж это точно. Нас уже здесь не будет, а все это будет стоять.
— А когда и оно исчезнет, что будет на его месте? И будет ли еще что-то? Нет, вы ничего не знаете и ничего не видите.
— Я знаю, что хорошо устроилась. Я много работаю. Чем больше работаешь, тем больше имеешь вещей. Если бы их было меньше, то, возможно, было бы легче.
— А куда денутся все эти вещи?
— Вы задаете мне такие вопросы, на них нельзя ответить. Я никогда не думала об этом. И не буду думать. Вы говорите, что люди нагоняют на вас страх. Это вы нагоняете на меня страх… Страх за вас. Ваши нервы на пределе. Но этому можно помочь. Все уладится. Вот, выпейте еще стаканчик коньяку. И сходите к врачу.
