— Товарищ боцман, а что, если на самом деле сделать аквариум? — предложил Бердан, искоса поглядывая на добряка Чулынина и одновременно думая про себя: «Что это он надулся? Я ведь ему ничего обидного не сказал». А вслух добавил — Вернемся во Владивосток — в подшефную Пушкинскую школу сдадим. Наверное, у вас в подшкиперской найдется подходящая посуда?
— Посуда-то найдется, — ворчливо ответил боцман, — как не найтись, только все это несерьезно, баловство это, вот что я вам скажу…. — Боцман достал аккуратно сложенный клетчатый платок, вытер вспотевшее лицо и хотел уходить. — Жарко и душно… — жаловался он.
— Да, душно. А почему вы считаете эту затею несерьезной? — вмешался подошедший Бахирев. — Школьники, когда провожали наше судно в рейс, просили привезти им что-нибудь: кораллов, рыб, кокосовых орехов.
И, улыбнувшись, Бахирев вспомнил, что у самого боцмана Соколова в каюте висит высушенная летучая рыба, случайно залетевшая на палубу. Боцман тогда держал ее целые сутки в тазу у себя в каюте, пока она, трепыхаясь, не выплеснулась на пол и не задохнулась. Боцман был на вахте, а когда освободился, подвесил рыбу сушить на веревке в иллюминаторе. Но это не все. На переборке каюты боцман пришпилил к листу картона огромное насекомое — не то стрекозу, не то тропическую бабочку.
— Ну ладно… махнул примирительно рукой боцман. — Бахирев, ты сейчас свободен, возьми кочерёжек[3] и после вахты займитесь вместе этим… Старый таз для днища достаньте в подшкиперской. Уж не знаю, как он попал туда, а вот, оказывается, пригодился, — словно оправдывался боцман за свое пристрастие подбирать и тащить в подшкиперскую нужное и ненужное. — Там и стекло возьмите и приспособьте, чтобы был настоящий, красивый аквариум… Ну ступайте, поторопитесь. У вас вон еще сколько работы. Эх, борта бы подкрасить: идем в чужой порт, — вздохнул он.
Это была мечта боцмана и всех матросов — покрасить борта парохода. А во Владивостоке все дни шел снег, было сыро, успели только обить ржавчину да засурйчить[4].
Матрос второго класса Василий Лютивинский изъявил желание заняться покраской судна на ходу. Но ни старпом, ни капитан не дали на это согласия и растолковали ему, что борт не грязный, ржавчина, хотя ее было и мало, обита; все засуричено. А на стоянке, при люстрах, за одну ночь можно и покрасить.
— Ни один моряк в мире нас за это не осудит, это же порядок, раз судно засуричено, — заключил старпом.
Матросы приводили в порядок такелаж, расхаживали, очищали от ржавчины блоки, гнезда, проушины, штыри, смазывали их, чтобы шкивы крутились и ходили свободно и не тормозились во время работы; плели и вязали грузовые сетки и кранцы, мыли и красили в безопасных местах надстройки, трюмы, внутренние помещения. Благо тепла было достаточно и покраска сохла быстро. Шла обычная будничная работа по подготовке судна к приему груза. Команда работала дружно и слаженно, хотя среди матросов много было и новичков, впервые попавших на пароход.
