— Sancta sanctissima Virgo, ora pro nobis![1] — смущенным голосом прошептал священник, поднимаясь с кресла и направляясь к выходу.
Дворецкий Шмит и другие один за другим, крестясь и повторяя про себя слова молитвы, потянулись за ним.
Когда все вышли в сад и обогнули дом, глазам их представилось поразительное, никогда не виданное зрелище: за оврагом, отделявшим деревню, чернела громада замка. Высоко над ним миллионами искр горел и рассыпался огненный сноп. Кровавые блики отражались на низко нависших тучах, освещая багровым заревом деревья парка и ближние дома деревни, между тем как самый замок оставался окутанным непроницаемой темнотой, и только два окна восточного фасада, как два громадных глаза, горели и переливались дрожащим синевато-белым светом.
В тишине ночи рев разносился далеко по окрестности, то замирая, то усиливаясь… К этому реву примешивалось громкое пыхтенье, страшные, то редкие, то учащенные вздохи, от которых содрогалась земля. Как будто там, в подземельях замка, заперт чудовищный великан, на грудь которого навалилась вся древняя каменная громада и сама потрясается от его тяжелых вздохов… Вот он сделает еще одно страшное усилие — и земля поколеблется, стены рассыплются мелкими осколками, и он встанет во весь свой громадный, гигантский рост и полной грудью, освобожденной от давящей тяжести, вдохнет ароматный воздух теплой ночи…
Рев и гул прекратились, и теперь еще отчетливее и еще страшнее слышались тяжелые вздохи. Они учащались — великан задыхался…
Все население деревни высыпало на улицу и инстинктивно столпилось около садика священника. В группе перепуганных людей слышались тихие возгласы, и губы каждого шептали слова молитвы.
Но отец Венедикт уже пришел в себя: он с любопытством присматривался к снопу искр, вылетавшему из высокой трубы, и прислушивался к тяжелым, потрясающим вздохам.
— Святая Мадонна!.. Я не пойду в замок, но там осталась моя старуха!.. — раздался дрожащий голос дворецкого.
— Успокойтесь, Шмит, — обратился к нему священник: —насколько я понимаю, во всем этом нет ничего ужасного — все объясняется очень просто…
— Но кто же дышит так страшно там в глубине подземелья?.. — раздался дрожащий, недоверчивый голос одной из женщин. — Не Тюрингенского ли великана[2] погребли они заживо?..
— О, суеверные! — воскликнул патер, — сколько труда потратил я, стараясь рассеять ваши предрассудки! И все вы верите в существование злых оборотней! Это дышит не человек, а машина — они поставили паровую машину — такую же, какая стоить уже в Саксонских копях!
