— Насчет Рождества, — говорит мой отец, когда я уже выхожу из машины.
— А что?
— Как бы ты хотела его провести в этом году? — спрашивает он.
— Не знаю.
— В свете того, что происходит с дедушкой Джеком, что ты скажешь, если мы его пропустим?
— Пропустим?
— Да, у меня нет никакого настроения его отмечать, и я уверен, что ты этого тоже не хочешь. Так почему бы нам его просто не проигнорировать.
— О’кей.
— Правда, не стоит его праздновать. Ты так не считаешь?
— Думаю, все верно.
— Это было бы ошибкой.
— Правильно, — говорю я. — Поэтому мы просто пропустим его. А я сделаю вид…
— Правильно. Как будто это не…
— Как будто это не Рождество.
Когда в полтретьего утра на следующий день после Дня благодарения ко мне в дверь стучит Кейт, она прерывает мой беспокойный сон, в котором дедушка Джек и Эндрю играют в покер на раздевание. К счастью, она будит меня как раз вовремя, до того, как они оба остаются в своем тесно обтягивающем белье. Кейт, с другой стороны, одета в штаны от фланелевой пижамы, спортивную куртку «Колумбия» и домашние вязаные тапочки-носки. Она ничего не говорит, хотя мы не виделись уже несколько недель. Она стоит у меня в дверях: глаза опухшие, из носа течет, без туфель. Но только когда я вижу в ее волосах бигуди, то понимаю, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Я немедленно начинаю действовать, и через тридцать секунд она уже сидит на моем диване с салфеткой «Клинекс» в одной руке и стаканом виски с колой в другой.
— Свадьба отменяется, — говорит она, глядя на свой напиток так, будто там плавают листочки чая, по которым можно предсказать ее будущее.
— Что?
— Свадьба отменяется, — повторяет она. На этот раз голос ее надламывается, и я вижу, как она начинает сражаться с новым потоком слез.
— Что случилось? — Я сажусь на диван напротив нее и энергично тру глаза, чтобы проснуться. Я раздумываю, не налить ли и себе чего-нибудь крепкого. Я не знаю, как я смогу перенести разрыв Кейт и Дэниела; так утешительно сознавать, что на свете есть люди, которые не только верят в своего «единственного», но и действительно нашли свою половинку.
— Я думаю, наши отношения были как коммунизм, — говорит она, после чего я начинаю подозревать, что это далеко не первая ее выпивка за этот вечер.
— Все было хорошо теоретически. А на практике — не совсем. — Она фыркает в ответ на свою собственную шутку и расплескивает часть содержимого стакана себе на куртку.
— Что же все-таки случилось? — снова спрашиваю я, но Кейт не отвечает. Вместо этого она сидит, уставившись в темный экран телевизора. — Что привело к падению Берлинской стены? Кто первым взял в руки кувалду? Кейт?
