— Я просто буду пока тут жить, мне здесь нравится. А миссию я распустил, как постараюсь распустить и все остальные…
— А потом примешься за церкви? — спросил я, сугубо для поддержания разговора и чтобы заполнить паузу, пока Джим ковырялся в зубах.
— Надеюсь.
— Боже ты мой, — застонал я и закрыл глаза. И тут же в своем белом балахоне тетушка Джинджер приветственно замахала факелом с той стороны Атлантики. Я осторожно открыл глаза и не менее осторожно продолжил расспросы, потому что опасность, как оказалось, подстерегала меня с обеих сторон реальности:
— Ну а эти? — я обвел рукой соседние столики. — Я видел, как они сегодня пытались рассмотреть твои гланды.
— Я их отпустил, но они не уходят. Большинству просто некуда идти, остальные не хотят. Я начал рассказывать им, что я думаю о мире вокруг и внутри нас, они с удовольствием слушают, вот и всё.
— Вот и всё…
Потрапезничав, мы поблагодарили вслух девушек за обед, которые в ответ так горячо отвечали Джиму, что сложилось впечатление, что еду готовил он, а не они. Затем Джим сказал, что он был очень рад меня видеть, но теперь ему надо поработать в библиотеке, и я могу приходить в следующий раз, когда захочу, прямо хоть завтра. В ответ я тоже сказал, что уже собирался уходить — долгие визиты это не по мне. Прощание ограничилось скромным рукопожатием — терпеть не могу этих дурацких объятий. День, очень постепенно, превратился из самого хорошего в самый обычный жаркий день с мухами.
Следующие две недели были сложены из абсолютно одинаковых дней, в течение которых я, чтобы не сойти с ума, прорабатывал два плана: первый — Генеральный, связанный с полем и с отправленным письмом, и второй — запасной, под уже известным названием «Три мешка». Последний очень легко трансформировался в планы: «Десять мешков», «Пятнадцать» и «Грузовик алмазов». Он был надежнее, я теперь знал, что из этого пупа земли можно выбраться не только машиной, контролировавшейся миссией, а соответственно конкурентной корпорацией «Елен-Эльза», но и пешим караваном, тем более, я видел через неделю людей, вернувшихся с транспортировки статуи и ее шмоток живыми и здоровыми. Они даже принесли обратно паланкин, видимо, его бывший владелец, понимая, к чему приводит даже небольшая власть над людьми, передавал таким образом знак, или привет, или, если хотите, — эстафетную палочку новому дракону. Но Джим соорудил из него кукольный театр и теперь, после уроков, которые он организовал для местных детей, иногда давал представления. Монашки хлопали, дети в основном боялись, некоторые, особенно маленькие, плакали, но уйти было нельзя, потому что мамам потом могли не дать еду, раздачу которой из закромов миссии организовывала Елен по просьбе все того же Джима.
