Друзья.
Девять недель.
Ее слова все крутились в моей голове. Девяти недель было совсем не достаточно. Разумеется, даже если она уедет, мы сможем все равно общаться. По телефону, электронной почте, с помощью писем. Но…
— Девять недель, Блейк. — Ее взгляд погас. — Это все, что я могу предложить.
— Согласен. Я приму все, что ты мне предложишь.
Потом она потянулась ко мне, и ее губы соприкоснулись с моими. Это был разовый поцелуй. Мягкий. Этого оказалось достаточно, чтобы заставить мое сердце забиться чаще. Она начала отодвигаться от меня. Я запаниковал и положил руку ей на затылок, чтобы удержать в том же положении. Она улыбнулась напротив моих губ, но я отказался открыть глаза. Я не хотел, чтобы этот момент закончился.
— Мы все еще друзья после этого поцелуя?
Она захихикала, но не оторвала своих губ от меня.
Я прихватил ее верхнюю губу и слегка пососал ее.
— Тогда, что это значит?
— Благодарность за письмо.
Я открыл рот шире, стараясь углубить поцелуй.
— Я напишу тебе тысячу чертовых писем.
Она тихо засмеялась у моего рта, но когда мой язык дотронулся до ее губ, это тут же заставило ее замереть.
— Тебе не нужно больше писать, — прошептала она, а затем отпрянула.
На этот раз я ей позволил.
Она откинулась на своем сидении и устремила свой взгляд сквозь лобовое стекло.
— Этого письма достаточно.
Я тоже сел на свое сиденье и постарался скрыть свой стояк.
Молчание продолжалось.
— Мне никогда не удавался бросок с трехочковой линии.
— Что? — рассмеялся я.
Она повернулась ко мне со смущенным взглядом.
— Трехочковый бросок. Ну, ты знаешь… — Она указала на выцветшую линию в центре площадки. — Эта половинчатая линия. Я взяла с собой мячик из дома, поэтому ты мог бы научить меня. — Она потянулась на заднее сиденье и достала баскетбольный мяч. — Научишь меня? — Она надула губки.
Господи, она такая красивая.
Больше, чем красивая.
Я наблюдал за ней какое-то мгновение, запоминая каждую черту ее лица. Потом я позволил себе расслабиться и до меня дошло, что у нас с ней есть целых девять недель. Девять потрясающих недель с Хлоей.
— Черт, — подразнил я ее, выхватывая мяч из ее рук и вылезая из машины. — Не могу поверить, что проведу с тобой еще девять недель. Это будет пытка.
— Отвали, пожарная машина.
Хлоя
Даже когда я сказала Блейку не писать мне больше писем, каждое утро, открывая шкафчик, я находила в нем записку. Белая бумага. Красные чернила. Всегда красные. Некоторые были смешными. Некоторые милыми. Некоторые пошловатыми. Я сохранила их все, положив в коробку, которую, я уверена, заберу с собой, когда уеду. Они принадлежали
