- Зачем он это сделал?
Вот глупый вопрос, - рану же нужно промыть. Сейчас он отрывает клок от своей набедренной повязки и заматывает льву лапу. Лев благодарно лижет рабу руку и трусит в пустыню, и на его мохнатой морде улыбка...
- А раб? Что с ним?
- О, это длинная история. Лев потом спасет ему жизнь, когда раба бросят ему на съедение и лев его узнает...
- Послушай, как же ты можешь видеть то, чего еще не было? Наверно, это одна болтовня. Ты все наврал...
Молчание.
А жаль.
Так хотелось еще сказать, что на запад отсюда, с вершины этой необыкновенной ели, видится в море голубой остров с краснокожими жителями, в волосах у них торчат орлиные перья...
А вот это уже не выдумка, это каждый может видеть: Самми проснулся, и мама ласково, но строго корит его за лень...
** БОЛЬ СЕРДЦА **
ЗАБРОШЕННОЕ ПОЛЕ
Мы сидим во дворе на пригорке под старой березой с шершавым стволом, на скамье между нами кружка с пивом. И миска с вяленой камбалой, да еще старый столовый нож, с острым, сточенным, тонким лезвием. Им хорошо нарезать камбалу и хлеб, ведь и полкаравая домашнего хлеба лежит на скамье, между нами.
Между нами лежит еще кое-что. Между нами лежат несколько десятилетий жизни. Пиво, хлеб и камбала нас сближают, ибо с раннего детства мы знаем их вкус, с которым, наверное, ничто на свете не может сравниться. Но нас разделяет время. Мне не пришлось за эти годы сгорбиться, собирая хлебные злаки, освобождая мережу. Я стал городским человеком. И это проводит между нами черту. Мне даже обидно, сосед, когда ты удивляешься, что я приезжаю навестить родные края, что мне не надоел ни деревенский хлеб, ни вяленая камбала, что мне нравится твое дьявольски крепкое пиво. Ибо ты не понимаешь, - а я никому об этом не говорил, - что сердце мое всегда оставалось здесь - на скудной земле моих дедов. Не теперешнее сердце городского жителя, а то большое, прекрасное и чистое сердце, какое бывает у человека, когда он молод. Потом сердце уже не то: оно уже испорчено. Человек уже научается немного приврать, ему уже льстят известность и похвала, ему нравятся деньги. Может быть, я не намного более грешен, чем все остальные честные люди, но того большого и чистого сердца, каким оно было в ту пору, когда я еще молодым жил в тех местах, у меня уже нет. И теперь я пришел сюда искать это большое, прекрасное и чистое сердце.
Я не знаю, осталось ли твое сердце таким же, каким оно было у тебя, молодого. Наверно, нет, и на нем остались борозды, вспаханные жизнью. Мне известно, что иногда ты увиливаешь от работы в колхозе, что никогда еще ты не отказывался от вина. Черт подери, ведь не ангелом же мужчина рождается! Но оттого, что ты обеими руками держишься за землю, как и я когда-то в молодости, я не хочу вспоминать твои грешки, и я верю, я знаю, что у тебя все еще прекрасное, чистое сердце, гораздо более чистое, чем мое.
