Маленькая книга жизни и смерти | страница 23
Или через одно очень большое и очень чистое «венецианское окно»[8] — настолько большое, что у него вообще нет рамы и чётких границ, и настолько чистое, что в нём как будто нет стекла, как будто оно всегда распахнуто настежь?
Фактически, есть ли сейчас хоть что-нибудь с вашей стороны — ближайшей стороны — сцены? Или вы полностью исчезли ради неё, стали чистой Способностью, свободной для этих страниц, для держащих их пальцев и усечённых рук, для размытого заднего плана?
Человеческое существо имеет пару глаз, которые открываются при рождении и в конце концов закрываются при смерти. Разве это не то, что происходит с двумя глазами в вашем зеркале — с вами, которого видно? Разве это не то, что никогда не может произойти с тем, кто находится перед зеркалом, — с настоящим вами, с тем, который видит вообще без всяких глаз?
Теперь тест: снимите ваши очки и держите их на расстоянии вытянутой руки. Если у Вас нет очков, «сделайте» их себе, как показано на рисунке.
Если эти очки, которые носят смертные, никак не нужно переделывать для того, чтобы они подошли вам, то вы — один из их числа.
Медленно примерьте очки и посмотрите…
Посмотрите, будут ли они полностью трансформироваться на своём пути, чтобы подойти Бессмертному…
ІІ. Видим своё истинное («изначальное») лицо
Человеческие существа сталкиваются с миром, противостоят ему, оказываются лицом к лицу с другими такими же, как они. Так они говорят, так смотрят, такие они есть.
Таковы ли ваши отношения с другими? Вы сталкиваетесь с ними лицом к лицу, противостоите им?
Повернитесь к кому-нибудь в комнате, или к вашему собственному лицу в зеркале, или просто исследуйте лицо здесь на рисунке. И посмотрите, есть ли у вас что-то такое, где вы могли бы противостоять этим очертаниям и этим цветовым оттенкам, этой непроницаемости и этим тканям, — есть ли у вас хоть какие-нибудь черты — не говоря уже о тех, что могли бы вмешаться в сцену, изменить своё выражение, состариться.
Разве ваше собственное настоящее «Лицо» не подобно абсолютно пустому экрану, или холсту, на котором ничего не написано, или зеркалу без стекла, всегда готовому принять и тотчас отбросить без следа бесконечную последовательность лиц людей и животных? Всегда готовому стать каждым лицом и каждой сценой по очереди, с поразительным великолепием и в мельчайших деталях?
Был ли когда-нибудь у вашего «Лица» какой-нибудь цвет, были ли у него собственные черты, которые появились бы при рождении как лицо ребёнка, a затем выросли бы и стали лицом взрослого — не говоря уже о том, чтобы покрыться морщинами, и умереть, и сгнить?