, и слишком мало уделяю внимания тому, как я себя
ощущаю — а я безусловно ощущаю себя вполне человеком, зачастую слишком человеком. И общая цель всех таких возражений — есть и ещё — в том, чтобы доказать, что здравый смысл в конечном счёте прав, что я
есть тот чётко поддающийся определению человек, которым я являюсь по словам других и в существовании которого я сам никогда не сомневался.
Хорошо (отвечаю я себе), возражение принимается. Позвольте мне тогда попытаться отринуть свой интеллект и свои чувства — проигнорировать кажущиеся нелепыми заключения, к которым они меня привели, и начать полагаться на свои инстинктивные реакции, на своё глубинное внутреннее чутьё в отношении себя и своей природы. За кого я автоматически себя принимаю, с кем инстинктивно отождествляюсь, судя по моему поведению? Что приходит естественно?
Краткий ответ будет такой: я не чувствую — повторяю, не чувствую — себя «просто этим человеком», я на самом деле не попадаюсь на удочку этой длинной истории, рассказываемой всеми, о том, кто я. Мои действия явно демонстрируют, что я в действительности не верю ни одному их слову — что бы я ни воображал, что бы ни говорил, как бы ни притворялся, что верю. Раз за разом мои действия выдают секрет и разоблачают мои чувства. Принимая их сейчас во внимание, я делаю неизменно удивительное открытие, что я не какая-то фиксированная величина, не комплект готовой одежды фабричного производства, а костюм, шьющийся портным для каждого отдельного случая. Я столь же изменчив, настолько же гибок, сколь в этом есть необходимость, насколько этого требует ситуация.
Перейдём к конкретике: мне свойственно чувствовать больше свою семью — или клан, или племя, — чем этого конкретного её члена. Настолько больше, что я могу без колебаний пожертвовать моим узким личным благополучием ради более широкого благополучия, могу даже как «индивид» отдать свою жизнь за жизнь общественную. Так же дело обстоит и с моим народом, городом, страной, и с политическим блоком, моей церковью и моим богом: мне свойственно отождествляться с любым из этих компонентов, или с каждым по очереди, так беззаветно, что их выживание равнозначно моему выживанию, и судьба данного человека становится несущественной. Далее, множество факторов объединяются для того, чтобы усилить моё чувство единства с Землёй: я всё более и более ощущаю себя сходным с планетой. И шкала моего «я» не заканчивается на этом или любом другом уровне. Солнце, солнечная система — это для меня «своя площадка» во Вселенной, своя звезда, и не остаётся никаких сомнений, на чьей стороне я буду в случае настоящих звёздных войн. Более того, моя гибкость простирается так же далеко ниже человеческого уровня, как и выше. Я «недочеловек» не в меньшей мере, чем «сверхчеловек». Но это, конечно, не означает, что «выше и больше» — это хорошо, а «ниже и меньше» — плохо. Итак, более чем вероятно, что в один момент я настолько проникнусь сочувствием к своей стране («так справедливо, эдак несправедливо»), или политической партии (вспомните нацистов), или церкви (с её аутодафе) и настолько сольюсь с ними, что буду готов в их интересах отдать на поругание свои человеческие чувства и испепелить или стереть в пыль любое количество людей. А в следующий момент могу принести в жертву своё собственное тело ради одной из его частей (скажем, желудка), в силу пристрастия или аппетита, предпочтя потакание части здоровью и счастью целого или даже его жизни.
