Я прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку.
— Хорошо, но я нечасто занимаюсь.
— Только тогда, когда нужно кому–нибудь надрать задницу? — поддразнивает он меня, изогнув бровь.
Мои губы подергиваются в слабой улыбке.
— Да, что–то типа этого.
Он поворачивается в сторону, чтобы быть лицом ко мне.
— Ладно, у меня еще один вопрос. На самом деле, я только что вспомнил о нем. Вроде в пятом классе, как–то ваша семья была у нас на одном из этих глупых барбеккю, что устраивал мой отец в честь Суперкубка по футболу. Так или иначе, с витрины отца исчез коллекционный футбольный мяч, и все подумали на моего брата Тайлера, из–за того ,что он вел себя странно, но у него мяча не оказалось. И я клянусь гребанным Господом Богом, что видел, как ты шла к вашей машине с ним под рубашкой.
Я подгибаю ноги под себя и закрываю ладонями лицо.
— Мой брат сказал мне сделать это. Он сказал, что если я украду его, то он не расскажет маме, что это я сломала одного глупого маленького единорога из ее коллекции. — Я делаю паузу и нас окутывает тишина. Наконец, набравшись смелости, подглядываю через щелки между пальцами. — Мне, правда, очень жаль.
Он внимательно рассматривает меня, а после на его лице появляется медленная улыбка.
— Келли, я же не серьезно. Меня не волнует, что это сделала ты. На самом деле, это довольно забавно.
— Нет, это не так, — протестую я. — Это ужасно. Держу пари, что твоему брату досталось.
— Нет, ему было восемнадцать. — Он убирает мои руки от лица. — И когда мой отец начал поливать его дерьмом, он просто уехал.
— Я чувствую себя, как дерьмо. Думаю он все еще в комнате брата. Я должна заставить его вернуть мяч обратно.
— Ни в коем случае. — Он все еще держит мою руку, кладя ее мне на колени. Я осознаю, что кончики его пальцев касаются моего запястья, там, где чувствуется пульс, и нахожусь в сомнении вырывать руку или нет. — Мой отец сможет обойтись без этого дерьма.
— Ты уверен? — Я не могу оторвать глаз от его руки на моей. — Я клянусь, что могу вернуть его назад.
Он смеется, а его пальцы на моем запястье заставляют мое тело дрожать.
— Уверен. Всё хорошо, что хорошо кончается.
— Мне очень жаль, — повторяю я.
Он смотрит на меня, с каким–то странным выражением, словно решает сложную задачу. Он облизывает губы, а после сжимает их, затаив дыхание.
Я часто задаюсь вопросом, как будет выглядеть парень, собирающийся поцеловать меня. Будет ли он таким же, как мой первый и единственный поцелуй, будут ли в голове вспышки из прошлого? Или это будет что–то совершенно другое? Что–то менее страшное? Больше наполненное страстью и желанием?
