Мои руки трясутся, а мысли уносятся в то время, когда я не был таким; когда я думал, что возможно, только возможно, все не должно вертеться вокруг боли...
Мой старший брат – Тайлер и я возимся в гараже. Ему около шестнадцати, а мне восемь. Он работает над мотоциклом, купленным на деньги, заработанные во время летней работы.
— Я знаю, что он выглядит, как кусок дерьма, — говорит брат, выуживая гаечный ключ из коробки с инструментами. — Но он доставит меня в другое место, подальше отсюда, а это все, что от него требуется.
Он боролся с моим папой весь день и заработал гигантский синяк на руке и порезы на костяшках пальцев. Я слышал, как они спорили, а после избивали друг друга. Это было нормой. Наша обычная жизнь.
— Почему ты хочешь уйти? — Спрашиваю я, крутясь вокруг мотоцикла. Он не был сверкающим или чем–то вроде этого, но казалось, что с ним можно неплохо провести время. И если он может увезти отсюда, то, должно быть, он и в правду был чем–то особенным. — Это из–за отца?
Он бросает инструмент обратно в коробку довольно громко и проводит руками по длинным каштановыми волосами, которые делали его похожим на бездомного, по крайней мере, мой папа говорил так. — Однажды, приятель, когда ты станешь немного старше, то поймешь, что всё в этом доме является одной чертовски большой ложью, и ты будешь хотеть свалить подальше отсюда, независимо от того, сколько это стоит.
Я поднимаюсь на ящик и взбираюсь на мотоцикл, хватаясь за ручки, и силясь перекинуть свою короткую ногу через него.
— Ты возьмешь меня с собой? Я тоже хочу уехать.
Он подходит к задней части мотоцикла и приседает на корточки, чтобы проверить шины.
— Да, приятель, возьму.
Я поворачиваю руль, делая вид, что уже мчусь по дороге и, на секунду, я вижу жизнь без боли.
— Ты обещаешь?
Он кивает, резко выдыхая.
— Обещаю.
Оказалось, мой брат был лжецом, как и все остальные в доме. В конце концов, он уехал, оставив меня, потому что предпочел пьянствовать, нежели чем иметь дело с жизненными проблемами. Несколько лет спустя, мой второй брат, Дилан, закончит обучение и переедет из дома. Сменит номер, и никогда и никому не скажет, куда он направляется. С тех пор мы о нем ничего не слышали.
Мне было двенадцать, когда я остался единственным ребенком в доме и главным предметом для ярости отца. Он ясно дал это понять в ночь, когда Дилан собрав свои манатки, свалил из дома. До этого избиения не были такими серьезными. Пощечины, подзатыльники, порка – это было больно, но терпимо.
